1. От любви до ненависти?
2. Царь Борис и шкловский «самозванец»
3. Между врагами и друзьями
4. Соперники?
5. Что дальше?

На своем поле

Отношение к новоявленному «интегратору» в Москве было разным: от всяческой поддержки до откровенной неприязни.

Среди тех, кого Лукашенко почти немедленно записал в число «врагов интеграции», первым был, конечно, Анатолий Чубайс. Их столкновение стало самым затяжным и непримиримым.

В конце концов, они и высказали все в лицо друг другу — в прямом эфире программы телеканала НТВ «Свобода слова». Это была настоящая дуэль.

Первый выпад Анатолия Чубайса:

«Мы начинали вместе в 1991–1992 году, и начинали практически с одинаковых позиций; я бы даже сказал, с положения, когда Беларусь была чуть-чуть, на полшага впереди по отношению к России, по уровню жизни, по развитию промышленности. Мы выбрали не вполне одинаковые пути, мы по-разному продвигались эти 12 лет. Мы продвигались труднее, болезненнее, тяжелее, вы продвигались более плавно. В этом были, наверное, ваши преимущества. Только вот если сегодня подвести итог этим 12 годам, то факт состоит в том, что сегодня Россия — очевидный лидер. Сегодня Россия лидер по всем базовым показателям. По валовому внутреннему продукту на душу населения в полтора раза выше в России, чем в Беларуси. По средней заработной плате: 170 долларов в России, 140 долларов — в Беларуси. По количеству автомобилей, холодильников, телевизоров, видеомагнитофонов на одного жителя в России в полтора раза больше все параметры, чем в Беларуси. По инфляции в Беларуси 25 процентов будет в этом году, в России будет 12 процентов. Хоть макроэкономику, хоть обыкновенную жизнь нормального человека возьмите. Это факт»^[1].

Александр Лукашенко парировал:

«Скажу вам, вообще тогда не было Беларуси, она была уничтожена, она осталась без денег, без штанов и, более того, без трусов нас оставили. У нас были пустые полки, у нас не было и грамма золотовалютного резерва, у нас не было никакой валюты, мы спешно создавали вместе с людьми, которые сейчас частью оппозиции являются… У нас ничего не было в стране. На какие полшага мы были впереди, если у России все осталось? За рубежом собственность на миллиарды, ядерное оружие, которое стоило 5 миллиардов долларов, по оценке Великобритании, мы передали просто так — стоимость нашего суперсовременного ядерного оружия, которое сейчас является щитом России, я думаю, и нас прикрывает. Мы все вывезли туда, отдали. На какие полшага мы были впереди? О чем вы говорите? Очнитесь!

Вы говорите, у вас хорошо. Скажите, ведь не деньги, которые сегодня у восьми олигархов находятся в кармане, характеризуют жизнь народа. Характеризует жизнь народа даже, наверное, сегодня не столько материальное состояние, о чем вы сказали. Вы прошли и увидели не только европейский город Минск, вы увидели спокойный город. Людям нужны спокойствие и возможность заработать»^[2].

Еще один удар Анатолия Чубайса:

«Я не про количество говорю, я говорю про качество жизни. Россия сегодня подымается, Россия сегодня движется вперед, и не только по финансовым параметрам, а, повторю еще раз, по уровню, качеству жизни, по современному развитию в XXI веке. Возникает отрыв, который является, в моем понимании, самой главной, самой серьезной опасностью. Этот отрыв и в экономике, и в политическом устройстве — самое серьезное препятствие для того, чтобы мы объединились. Это нас сдерживает. Его, этот отрыв, нужно преодолевать. И для того, чтобы его преодолевать, в моем понимании, Александр Григорьевич, Беларусь должна всерьез подумать о собственной стратегии развития государства. Беларусь должна начать движение в ту сторону, куда движется весь мир, кроме Северной Кореи и Кубы. Отдайте собственность людям, уберите воздействие государства на экономику, пересмотрите положение дел в оппозиции!»^[3].

Лукашенко снова парирует:

«Людям не только деньги нужны, людям нужно спокойствие… Поэтому не надо говорить: отдайте собственность. Кому? Кому отдать собственность? Анатолию Борисовичу электросети отдать, генерирующие энергетические мощности?.. Миллеру отдать собственность? Ходорковскому? Так вы его в тюрьму посадили, кому та собственность теперь принадлежать будет? Мы же “Славнефть” вам отдали, “Славнефть”. Я сейчас не могу понять, где “Славнефть”? То ли, говорят, у “Бритиш Петролиум”, то ли у ТНК, то еще где… Да у нас вопрос этот не стоит, зачем ее просто так отдавать, если она работает, если она сегодня обеспечивает людей? И самое главное, может быть, мы где-то и поэкспериментировали бы так, но у нас сегодня нет газа и нефти столько, сколько у вас. Если мы где-то проколемся, то у нас нечем залатать эту дыру. У вас сейчас миллиарды текут, от Господа Бога вы их получаете, от нефти и газа. Кстати, и нефть, и газ, и то РАО ЕС, где Анатолий Борисович руководит, — там труд белорусов огромный вложен, мы города строили. Нас оттуда вышвырнули, и мы сегодня оттуда ничего не получаем, и мы и не просим»^[4].

Аргументы Чубайса явно начинают иссякать: «Вы рассказываете с гордостью о том, что вы не назначали директора рынка^[5]. Но вы назначали директоров предприятий по номенклатуре ЦК. Послушайте, но это же дикость! Президент страны назначает директоров. У нас в принципе такого нет и быть не может. Это абсолютный абсурд, Александр Григорьевич, это не задача президента. Это задача совершенно другого уровня»^[6]. И ответный выпад Лукашенко:

«У вас другая система работы. У вас прокуратура назначает. Поэтому успокойтесь»^[7].

Крыть нечем: прокуратура в России действительно в тот период «назначает» собственников: Ходорковский уже в тюрьме.

Лукашенко, конечно, торжествовал: он обыграл, победил Чубайса. Точно так же, как когда-то в теледебатах он победил Кебича — играя на своем поле.

Чубайс-то взывал к разуму и экономической логике, а Лукашенко к эмоциям и чувствам «простых людей». Он вовсе не полемизировал с Чубайсом, он апеллировал к тем, кто Чубайса и всех радикальных реформаторов, начиная с Гайдара, ненавидел каждой клеточкой своего мозга и своего сердца. Именно у этих людей, у тех, кто ненавидел «всех этих Чубайсов», считал их мошенниками и жульем, он и добивался сочувствия и понимания^[8].

Что до самого Лукашенко, то для открытой и нескрываемой ненависти к Чубайсу у него своя причина. Никогда он не простит «этому выскочке», что тот полез «не в свое дело» и сорвал ему, последовательному интегратору, всю игру.

«Назревал скандал»

Дело в том, что в 1997 году появился проект Устава, по которому Союз России и Беларуси в случае его создания имел все шансы стать именно таким, каким мечтал его видеть Лукашенко. И, наверное, стал бы, если бы не Чубайс…

Согласно этому проекту оба государства должны были передать наднациональным органам управления ключевые вопросы обороны и безопасности, внешней политики, управления транспортом, связью и финансовой системой. Кроме того, предусматривался институт единого гражданства, что делало желание Лукашенко добиться «короны российской империи» (вернее, союзного государства) далеко не призрачным.

Вопросы в Высшем государственном совете предполагалось решать по принципу «одна страна — один голос». Членами ВГС по должности были бы президенты, премьеры и спикеры обеих палат парламентов (после референдума 1996 года, как мы помним, белорусский парламент также стал двухпалатным).

Проект готовили помощник президента России Дмитрий Рюриков и вице-премьер Валерий Серов…

Все бы хорошо, да вот текст документа перед самым его подписанием успел прочесть Анатолий Чубайс, работавший тогда первым вице-премьером и министром финансов в правительстве. Это были не его вопросы, но он сразу понял, чем грозит принятие такого Устава.

Слово Юрию Хащеватскому:

«Если бы Лукашенко хоть ненадолго прорвался к власти в России, никто бы этой власти у него уже не отобрал. Это четко понял Чубайс.

Когда мы с продюсером моего фильма “Обыкновенный президент” Петром Марцевым обсуждали, для кого мы делаем это кино, мы поняли, что его надо делать и для тех, от кого зависит дальнейшая судьба Союза, то есть для властных российских чиновников, чтобы они поняли, что Лукашенко “идет” в Россию. Когда мы закончили фильм, то первым делом продюсер передал копию прямо в руки Чубайсу. Через некоторое время нам позвонили помощники Чубайса и попросили сделать еще два десятка копий. Похоже, что наш фильм действительно помог им осознать опасность, которую для них представлял Лукашенко».

Ну, скажем, могло случиться так, что в одной из «делегаций» не будет единства по тому или иному вопросу. Понятно, что не в белорусской делегации, у которой после референдума мнение могло быть только одно: мнение Лукашенко. А вот с российским представительством все сложнее: на дворе 1997 год, в Государственной думе большинство коммунистов, а их ставленник Геннадий Селезнев — спикер, явно симпатизирующий Лукашенко. Да и между кремлевской Администрацией и Советом Федерации постоянные трения, там к Лукашенко тоже прислушиваются… При таком раскладе Борис Ельцин легко мог бы остаться в меньшинстве. Что тогда?

Но главная мина была заложена в другой статье Устава. Предлагалась ротация председателя Высшего государственного совета через каждые два года. Несомненно, в случае подписания документов им стал бы президент России (кому же еще доверить командование объединенной армией и координацию внешней политики?). Но через два года «порулить» бы довелось уже представителю Беларуси, то есть Александру Лукашенко. Со всеми вытекающими последствиями. Вплоть до получения им заветного «ядерного чемоданчика»: раз уж делегировали наднациональным органам соответствующие полномочия, то будьте добры.

Чубайс ринулся в бой.

В ход была пущена «тяжелая артиллерия» — Татьяна Дьяченко, дочь Бориса Ельцина. Она уговорила отца выслушать аргументы Чубайса, из которых президент понял: его элементарно надувают, ради того чтобы передать власть Лукашенко.

Рюрикова и Серова немедленно уволили. Подписание Устава было перенесено со 2 апреля на 23 мая.

Пресса ничего не поняла в происходящем. Журнал «Огонек», например, так оценил эти события:

«Подписание в Москве 2 апреля Борисом Ельциным и Александром Лукашенко Союзного договора между Россией и Белоруссией в Минске было ознаменовано многотысячными демонстрациями протеста, организованными оппозиционным Народным фронтом. Чтобы прекратить волнения, белорусские власти не постеснялись в столь торжественный день пустить в ход омоновские дубинки и слезоточивый газ, более 100 демонстрантов оказались за решеткой. Несмотря на требования прессы, ведомой непримиримым к политике Лукашенко и потому лишенным аккредитации в Минске НТВ, официальный Кремль предпочел не обращать внимания на жестокость белорусских милиционеров. “Воспитательные меры” были ограничены переносом подписания Устава союза на конец мая, причем для этого потребовалось на всю страну сообщить, что подготовленный под руководством вице-премьера Валерия Серова и помощника российского президента Дмитрия Рюрикова “брачный контракт” между двумя государствами не слишком удачен»^[9].

То есть все сводилось к недостаточной демократичности белорусского союзника, из-за чего будто бы и были приняты «воспитательные меры»^[10].

Но сам Ельцин, с подачи Чубайса, совсем иначе оценивал ситуацию. Об этом он рассказал в книге «Президентский марафон»:

«Документ этот был поддержан не только спикером Госдумы, не только огромным количеством российских чиновников, он, уже подписанный, лежал на столе у президента Лукашенко. Назревал крупный международный скандал. Для исправления ситуации к работе пришлось срочно подключить мою администрацию. Юристы обнаружили целый ряд и других вопиющих нарушений российской Конституции. Я написал письмо Александру Григорьевичу, в котором просил отложить подписание договора с целью всенародного обсуждения его положений. Однако такой демарш российского президента — откладывание уже готового к подписанию договора — должен был стать для белорусского президента не самым приятным сюрпризом. Я возложил эту деликатную миссию — вручение письма — на Ивана Рыбкина, секретаря Совета безопасности. При этом сказал ему:

— Иван Петрович, пока Лукашенко не согласится, домой не возвращайтесь.

Рыбкин с тяжелым вздохом понимающе кивнул и срочно вылетел в Минск. В аэропорту Лукашенко сразу буквально дословно пересказал Ивану Петровичу содержание моего письма. Передал президенту эту информацию, как мне позже стало известно, Дмитрий Рюриков, мой помощник, который, как я уже говорил, был горячим сторонником полного, пусть даже прокоммунистического слияния двух государств. Через неделю я его уволил»^[11].

Очень интересно. Помощник президента России без согласования с ним передает президенту другой страны, пусть даже дружественной, текст конфиденциального письма своего шефа о неподготовленности межгосударственного документа. А проект этого документа оказывается уже согласованным со спикером Государственной думы Геннадием Селезневым и множеством российских чиновников.

Нет, дело далеко не в скандальном избиении белорусской оппозиции.

Когда Ельцин действительно вчитался в документ, который ему предлагали подписать, он понял: президенту России предлагали собственными руками отдать власть какому-то Лукашенко. И Лукашенко принял бы эту власть с радостью, и даже справился бы с ней, потому что ему было на кого опереться в самой России. Но, самым досадным образом, соскочило…

Лукашенко конечно же, обладал информацией о том, кто виноват в срыве подписания акта, открывавшего ему дорогу в Кремль. Он вообще обладает исчерпывающей информацией о том, что происходит в российском руководстве. Вспоминает Василий Леонов:

«Перед тем как Лукашенко предстояло ехать подписывать договор с Ельциным, уже парафированный Серовым и Примаковым, я был в Кремле у референта Чубайса Николая Летникова — он мой земляк, и мы имели с ним обстоятельную беседу. Я долго и настойчиво уговаривал: “Ребята! Вы заигрываете не с тем. Было много простаков в Беларуси, которые считали его колхозником. Но он обыграл их всех”… Это было летом, а в ноябре меня упрятали за решетку. Связано это или нет, не могу сказать. Я знаю лишь одно: когда я вышел, знающие люди мне сказали, что даже пропуска в Администрацию президента России и в Кремль, выписываемые белорусским гражданам, фиксируются людьми белорусского президента: у Лукашенко мощное лобби в российских структурах, в том числе и в российском ФСБ».

Понятно, что Чубайс, сорвавший подписание договора, стал для Лукашенко символом всего самого ненавистного в России — «антинародных сил», как принято говорить в среде сторонников Лукашенко.

Мы с тобой, Лукашенко!

Но прокол с проектом Устава вовсе не уничтожил лукашенковскую опору внутри российской элиты — напротив, он послужил ее консолидации.

Вдумаемся в то, о чем говорит эксперт Горбачев-фонда политолог и историк Валерий Соловей:

«Отмеченный практически всеми аналитиками заметный рост самостоятельности российских регионов в последние два года, их нарастающее дистанцирование от федерального центра активно используются Лукашенко для ползучего проникновения в российскую политику. Со второй половины 1997 г. белорусский лидер, пользуясь своим статусом председателя Высшего совета Союза Белоруссии и России, стал устанавливать прямые контакты с лидерами российских регионов, минуя Москву. На сегодняшний день Белоруссия заключила соглашения и сотрудничает уже с 50 российскими регионами, причем во время поездок Лукашенко по России его повсюду встречали с восторгом. Нет нужды говорить, что региональная политика Лукашенко помимо экономического имеет и отчетливое политическое измерение…»^[12].

Теперь все, кто были против Чубайса, против рынка, против демократии, против Ельцина, видели свою опору в Лукашенко. Он стал символом борьбы. И назидательным примером.

Владимир Жириновский, лидер ЛДПР: «Считаю, что это не только для Белоруссии самый подходящий президент, но и для всех бывших наших республик. Если бы все в СНГ шли по пути Белоруссии, за Лукашенко, нам было бы лучше»^[13].

Павел Бородин, Государственный Секретарь Постоянного Комитета Союзного государства России и Беларуси: «Наступит день, когда к России и Белоруссии присоединятся все республики бывшего СССР и, возможно, страны Западной Европы. Что же касается Александра Лукашенко, то игнорировать его — дело неблагодарное. Поскольку белорусским президентом движет рука Бога».

А вот излияния редактора газеты «Завтра» Александра Проханова, который взывает к губернатору Приморья Евгению Наздратенко, конфликтующему с Ельциным:

«Ельцин создал ублюдочную федерацию, где регионы и живущие в них люди поделены на “вечно бедных” и “вечно богатых”. На вкалывающих и жирующих. На тех, кто пашет, роет, воюет — и все наработанное до копейки уплывает в чубайсову казну. И на тех, кто торгует, интригует, обдирает, как липку, страну и все просит и просит безотказные чубайсовы дотации. И при этом косит, кто на Турцию, кто на Германию. Наздратенко требует справедливой федерации, без пасынков и любимцев, где русские не являются гражданами третьего сорта, и за это его ненавидят в Кремле…

Наздратенко, крепись! Тебе нельзя являться в Москву с повинной. Твоя база и крепость — Владивосток, корабли, рудники, избравший тебя народ. Атакуй!

Обратись к дальневосточникам, давшим тебе власть, — они не выдадут тебя в когти Чубайса…»^[14].

И дальше — обращение к губернаторам, к офицерам, к депутатам с призывом — не повиноваться Ельцину и Чубайсу, обратить против них всю мощь тихоокеанского флота, все свои полномочия, смести эту «антинародную» власть к чертовой матери и т. д., и т. п.

Очевидно, что все призывы Проханова были обращены не только к Наздратенко, но ко всем антиельцинским силам России. А вот сводились они к простому требованию, выраженному уже в названии программной статьи: «Наздратенко, будь Лукашенко!».

Нет, вовсе не вокруг Наздратенко призывал объединиться российскую оппозицию Проханов, а вокруг Лукашенко. В нем редактор газеты «Завтра» предлагал увидеть силу, способную повалить Ельцина, центр притяжения всей той России, которая была недовольна реформами, ведущими к демократии.

Этот центр сопротивления Ельцину и Чубайсу находился вне их юрисдикции: даже если они понимали, какая опасность идет в Россию из Минска, сделать с этим что-либо было не просто: все-таки Лукашенко был главой другого государства. Разве что не пустить его на свою территорию? «Примером последнего может служить громкий скандал осени 1997 г., когда с ведома Ельцина Лукашенко не был допущен в Россию для встречи с губернаторами центральной полосы»^[15].

К тому же перед руководством России в то время стояли гораздо более важные проблемы, нежели обуздание зарвавшегося интегратора. Ельцин не успел окрепнуть после операции на сердце, а тут еще и в экономике начали проявляться тенденции, неотвратимо ведущие Россию к дефолту 1998 года. Так что российскому руководству было совсем не до Лукашенко.

Призыв Проханова был кое-кем и услышан. Во всяком случае, когда в 1998 году Лукашенко пролетом из Нагано, на Олимпиаду, остановился во Владивостоке, военно-морские силы России отдали ему честь на специально устроенном параде. И Лукашенко вел себя как их президент — с достоинством и осознанием собственной силы.

Как бы он ни клялся в преданности союзническим идеалам, как бы ни дружил с Ельциным, всегда — едва пришел к власти — он искал поддержки тех, кто выступал против Ельцина.

И охотно привечал их у себя дома. К нему приезжали Жириновский и Зюганов, Рыжков и Лебедь, Рохлин и сам Проханов. С каждым Лукашенко находил общий язык, каждого убеждал в сходстве их позиций по вопросу интеграции и общего будущего.

Разумеется, когда аудиенция заканчивалась, кое-кто из гостей получал возможность решить и финансовые вопросы. Все знали: посоветуешь белорусской стороне «честного и порядочного партнера» в лице того или иного московского банкира, тот тебе процент от сделки и отвалит — на предвыборную кампанию (а может, и не только). Пролоббируешь поставку большой партии нефти — тоже получишь свою долю…

Обласканные главным белорусским диктатором, высокие гости возвращались домой в приподнятом настроении и дружно воспевали жизнь в Беларуси.

В России они пользовались влиянием, имели свои источники информации в Кремле и могли делиться этой исключительно полезной информацией, в том числе и предупреждать своего минского друга о том, что замышляется в Москве и что ему угрожает. По сути, российские оппозиционеры достаточно последовательно прокладывали Лукашенко дорогу в Кремль.

Дело-то было за малым — чтобы сам Ельцин, наконец, понял: у него нет иного выбора, кроме как назначить Лукашенко своим наследником, и не в России, а в объединенном государстве.

Новогодний сюрприз

Идея выжидания — пока «старик дозреет» — не была для Лукашенко бесперспективной.

Конечно, ельцинское окружение добросовестно пыталось продлить собственное политическое бытие. Достаточно вспомнить, как главный ельцинский охранник Александр Коржаков и его союзники пытались сорвать президентские перевыборы в 1996 году. Но после той избирательной кампании Ельцин перенес тяжелую операцию на сердце и понял, что лучше подумать о преемнике, чем вновь отплясывать на молодежных дискотеках, демонстрируя наличие пороха в пороховницах. К этому его подталкивали и различные группировки вокруг. Тут и началась чехарда со сменой премьер-министров.

Лукашенко эта возня формально не касалась. Он вообще был гражданином другого государства, спокойно посматривал со стороны, как Черномырдина заменили Кириенко, похожим на рассудительного мальчика, а того — «пенсионером» Примаковым. Ни один из них не мог бы стать ему конкурентом. И дело не в их недостаточной харизме, а в том, что преемника ведь выбирают так, чтобы он был сильным (смог бы выстоять под любым давлением, не сдав своего политического «отца») и чтобы его надолго хватило. Кириенко никакой силой не обладал. А Примаков пришел ненадолго и вовсе не намеревался обеспечивать какие-либо гарантии «камарилье» Березовского и Мамута. Скорее наоборот, он вполне ясно давал понять, что после ухода Ельцина их неприятности только и начнутся.

Лукашенко мог ждать спокойно. План был отработан: создание Союзного государства России и Беларуси, введение постов президента и вице-президента.

«Если мой рейтинг будет достаточно высок, то наверняка найдутся люди, которые захотят выдвинуть меня на этот пост. Если нет — то зачем же я буду баллотироваться?» — сказал Лукашенко. Ранее в интервью «Интерфаксу» Лукашенко заявил, что в ходе состоявшейся 28 апреля 1999 года встречи в Кремле с Борисом Ельциным белорусский президент предложил главе РФ возглавить Союз в случае одобрения плана «радикального объединения». При этом Лукашенко отводил себе роль вице-президента указанного Союза»^[16].

«Он де-факто соглашался быть вторым лицом при Ельцине, — говорит Геннадий Грушевой. — Но с двумя оговорками. Первая была произнесена вслух: должна быть все-таки ротация. Вторая подразумевалась и читалась в одной из лукашенковских “проговорок”: Ельцину восемьдесят лет, он скоро уйдет, и тогда первым буду я».

Ельцин же вовсе не собирался уходить «так далеко» и настойчиво продолжал искать того, кто мог бы обеспечить ему спокойную жизнь после отставки. Так Примакова сменил Степашин, а Степашина — Путин.

И это никак не насторожило Лукашенко. Все, кто знал Ельцина — недоверчивого, резкого, властного были убеждены, что тот никогда не решится расстаться с президентским постом — потому что никому из своих приближенных не поверит.

Но Ельцин решился.

Вместо новогоднего обращения к россиянам на исходе 1999 года Борис Ельцин объявил о своей добровольной отставке. И представил народу своего преемника — Владимира Путина.

Решение о преемнике и передаче ему власти было подготовлено в строжайшей тайне. По недоуменным лицам ведущих новостных телепрограмм было видно, что ни один источник в Кремле не проболтался.

«История еще не знает столь необычной отставки главы крупнейшего государства — в канун нового тысячелетия. Своевременный, простой и вместе с тем крайне эффектный уход из Кремля, несомненно, останется в истории важным и интересным прецедентом»^[17].

Лукашенко оставалось лишь кусать локти.

Он понимал: Путина выберут президентом, и всю игру придется начинать заново. Если и вообще придется…

1. От любви до ненависти?
2. Царь Борис и шкловский «самозванец»
3. Между врагами и друзьями
4. Соперники?
5. Что дальше?