Жыве Беларусь!

Колдун

Введение. Тюремный режим

(Некоторые имена действующих лиц изменены)

Замкнутое пространство со специфическими этическими нормами, извращенными понятиями о морали, где человеческое существо, будучи подчиненным одной лишь цели — выжить, рождает причудливые причинно-следственные связи.

Можно верить или не верить в судьбу, в способность Вселенной материализовать наши мысли и желания, в Карму, в правило бумеранга, в библейское «что посеешь, то и пожнешь», можно считать все вышеперечисленное проявлением Высших сил или логическим следствием наших собственных поступков, однако в определенных точках земного шара эти правила проявляют себя как непреложный и ультимативный факт.

Одна из таких точек есть и на территории Беларуси: учреждение под названием «Тюрьма № 4», более известное среди арестантов как Могилёвская «крытая».

Тюремный режим — одно из последних и самых жестоких дисциплинарных наказаний, предусмотренных УИКом для «злостных нарушителей установленного порядка отбывания наказания». Хуже, пожалуй, лишь 411-я статья УК РБ.[1] В «крытую» зэка могут отправить из исправительной колонии по решению суда на срок до 3-х лет. На тюремном режиме отбывание наказания происходит в условиях камерной системы: в камерах, где люди годами находятся друг с другом в режиме 24\7, от 3 до 12 человек; час прогулки в день, жёсткие ограничения по количеству дозволенных вещей, одна передача в год, и то далеко не всем (что, учитывая количество пайки означает, что крытчик находится в постоянном состоянии полуголода), и одно свидание в год: 2 часа разговора через стекло, которых также нередко лишают по решению начальника тюрьмы.

Однако центральная фишка Могилевской «крытой» не ее «голодный режим», а то, кем она управляется и по чьим правилам живет.

Изначально тюремный режим был рожден исправительной системой для пресечения лагерных бунтов и изоляции тех, кто мог их спровоцировать: блатарей, воров в законе, принципиальных и харизматичных политзаключённых.

С начала т. н. «криминальной революции» в странах СССР в пресловутые 90-е, «крытые» стали средоточием тех самых «отрицал» — живущих по воровским понятиям криминальных авторитетов, создающих головную боль для администрации лагерей; блатных, которых не брали ни лагерные ШИЗО, ни ПКТ. Их сплочённость, приверженность «понятиям» и готовность к насилию для насаждения своих порядков неизбежно требовали их изоляции в условиях камерной системы.

Но времена поменялись. Организованная преступность в Беларуси была передушена (не считая, конечно, Семьи, что стоит у руля). Частью — ликвидированы эскадронами смерти, частью — измельчали и перегрызлись между собой «воры в законе», лагеря были поставлены под контроль администрации, в них, выражаясь языком мусоров, была достигнута «стабильная оперативная обстановка». По идее, «крытые» должны были исчезнуть или, по крайней мере, их количество должно было уменьшиться. Однако не такова бюрократическая советская, а значит и лукашистская логика. Каждая «крытая» — не менее сотни сотрудников ДИН МВД, стабильное финансирование из бюджета, также стабильно распиливаемое администрацией, это и широкие коррупционные возможности для кумовьёв и режимников. Так разом взять и прикрыть это всё лишь потому, что в Беларуси не стало криминальных авторитетов? Ну уж нет! Если тюрьма есть — кто-то должен в ней сидеть! Система выбрала другой путь: раз средний зэк стал более послушен, мы просто понизим критерии для отправки туда — и «крытые» вновь наполнятся людьми! И вот уже с середины 00-х в Могилевской, Жо-динской и Гродненской тюрьме становится все меньше разного рода свезённых с зон блатных и «смотрящих», и все больше простых мужиков. Попасть в «крытую» стало возможно, если ты: протянул на зону мобильник, поставил брагу, поругался с начальником отряда, писал жалобы на администрацию, отказался мести локальный участок, просто подрался с другим зэком. При мне в Могилевскую «крытку» заехал парень за то, что облил завхоза водой и сказал, что это моча. Администрации зон стали активно пользоваться «крытой» как свалкой для всех проблемных элементов. Кто-то проиграл большую сумму денег? В «крытую» его, чтоб в зоне голову не набили. Кто-то «скрысил» у других арестантов? Будут чмырить, повесится еще… В «крытую» его, от греха подальше! Туда стали отправлять даже обычных петухов по какому-то никому не ведомому принципу.

Так и Могилёвская «крытая», на момент моего приезда туда, 7 декабря 2012 года, являла собой корпус тюрьмы с населением около 220 человек, в котором собственно блатными — криминальными авторитетами и профессиональными преступниками — являлись около 20-ти. Остальные же, за небольшим исключением, представляли собой контингент, перечисленный выше. Блатные делили с администрацией власть в тюрьме, и в этом дележе мужицкого пирога каждый получал своё: администрация — управляемость и отсутствие эксцессов, блатные — право собирать свой «общак», чувство собственного превосходства над серой массой «вязаных» и многочисленные привилегии от мусоров.

Часть 1. Зеркальный маг

Его я заприметил ещё на «сборке», когда наш этап вновь прибывших на тюрьму крытчиков шмонали и решали, кто в какую хату пойдёт.

Рот не закрывается. Звонкий голос. Редкое для наших широт греческое имя — Костас, и армянская фамилия — Саркисян. Личное дело — толстенное, даже толще, чем у меня (что редкость).

— А я жалобщик, — охотно поясняет Костас всем интересующимся. — У меня на мусоров (называет какую-то заоблачную сумму) … жалоб!» — в голосе неподдельная гордость.

Стоим лицом к стене, руки за спину, ждём шмона. А Костас, тем временем, уже разговорился с конвойными:

— Смотри, что у меня есть! — достаёт из кешера простую школьную тетрадку и начинает листать. Все листы — в бурых пятнах и непонятных каракулях, похожих на росписи. — Это души, — объясняет Саркисян. — Я покупал их в зоне за пачку двушек.

Приглядевшись, вижу, что купленные души представляют собой пятна крови их владельцев и их же подпись рядом.

— Они читают заклинание и объявляют, что отдают свою душу мне, Костасу Саркисяну — довольно растолковывал он, сверкая черными, как угли, глазами, — а я им пачку «Феста» или «Короны». И все довольны! — Костас одну за другой листал страницы с бурыми разводами, давая понять, что охочих до такой сделки было в зоне хоть отбавляй.

— И на*уя тебе это? — недоумевал конвойный.

— А я от них подзаряжаюсь, как от батареек.

— … бл*, стремная какая-то х*йня, — боязливо заметил мент. — Не боишься в это влазить?

— Ха! Да у меня бабка — самая сильная ведьма Армении! Была. Я сам — магистр зеркальной магии. Кстати, — обратился Костас уже к другому конвойному, — ты чего с рыженькой-то поругался?

Мусор недоуменно переглянулся с коллегой. Костас продолжил брать быка за рога:

— Ну подруга-то у тебя есть?

— Ну есть.

— Рыженькая, я же вижу, — Колдун прищурился, в упор глядя на конвойного. — Так чего поругался-то?..

Глядя на то, как магистр зеркальной магии разводит конвойных, я задался вопросом: интересно, облегчит ли магия его арестантскую жизнь в таком непростом и мрачном месте как «крытая». Или, наоборот, усложнит?

«Есть ведьмаки, есть маги. А я — колдун. Это совсем разные вещи!» — проводил Костас ликбез уже не только мусорам, но и всему этапу, удивленно приклеившему уши к необычной беседе. Никто из нас ещё не знал, что Могилевская крытая и сама колдует похлеще, чем Саркисян, и что на 2,5 года она уготовила ему с избытком жестоких приключений.

После шмона менты подняли нас на «тройники». Это — своеобразный тюремный карантин. Восемь камер на три человека каждая, с более строгим режимом и несколько «на отшибе» — в боковом «рукаве» от основных тюремных коридоров. Там вновь прибывшие находились по 2—3 недели, морально готовясь к жизни в камерной системе и проходя всевозможные тюремные регистрации: у врача, психолога, опера и т. д.

Мы с Колдуном (именно такое погоняло ему дали блатные) оказались в соседних хатах. Я в 150-й, он — в 151-й. Конструктивная особенность тройниковских хат такова: тонкие стены и санузлы впритык друг к другу через стенку. Это значило, что открыв слив унитаза, можно было разговаривать, а просунув руку — легко передать не слишком толстый сверток: сосед просто брал его своей рукой, а ты отдавал.

Не найдя много общих тем со своими сокамерниками, я стал интенсивно общаться с Колдуном.

30 лет, сам родом из Гомеля. Срок — стандартная 8-ка по части третьей статьи 328 (незаконный оборот наркотических средств). Привезли Колдуна с 3-ки (ИК-3, Витьба). Там он активно выносил мозг мусорам и без устали строчил жалобы во все возможные инстанции: от ДИНа до КГБ. Но местной знаменитостью на «тройке» он стал не благодаря этому, а, конечно же, благодаря своим магическим активностям. Он не только скупал у зэков души, но «исцелял» больных, делал магические амулеты, заговаривал, подзаряжался энергией от растущих в локалке деревьев, а однажды даже взялся наводить порчу на замполита зоны. Читая заклинания, он на виду у всего отряда стал вбивать в его следы восковые гвозди. По слухам и свидетельствам других зэков с тройки, именно последнее и стало реальной причиной его отправки на «крытую».

На тройники Колдун протянул целую кучу эзотерической литературы: «Искушение нечистой силой» Орлова, «Практическую магию» Папюса, сборник книг Кастанеды, всевозможные распечатки про мантры и чакры… Всем этим он охотно делился со мной: увидев во мне человека, немного знакомого со сферой его интересов (я тогда уже год занимался йогой, да и почти все книги Кастанеды прочитал еще раньше), он стал посвящать меня не только в тонкости своей магической профессии, но и в коммерческие планы. В них входило, выйдя на волю, собрать секту, объявив себя, естественно, пророком, просвещенным или кем-то в этом роде, и учить своих адептов «боевой магии». Естественно, за немалые деньги. Без обиняков предложил мне сотрудничество, обещая баснословные прибыли при минимальных затратах. Я тактично отказался.

Освоившись в своём маленьком коллективе, Колдун приступил к магическим экспериментам. В хате 151 начались сеансы спиритизма. Костас нарисовал на листе бумаги магический круг с буквами алфавита, заляпал его своей кровью и, прочтя заклинание, держал над центром круга иголку, которая указывала на буквы — таким образом, дух из открытого Костасом портала общался с ним, отвечая на вопросы. По просьбам сокамерников, Колдун охотно вызывал на общение души их умерших родственников, ну а в помощь себе — всевозможных архангелов. Когда из соседней хаты стали жаловаться на самопроизвольно открывающиеся форточки и жесткие кошмары по ночам, Колдун пообещал «закрыть портал».

Вскоре подошло к концу наше время на карантине. Сначала я, потом Костас поднялись на основной корпус крытой. Тут перед Колдуном развернулось широкое поле для деятельности.

Часть 2. Дороги

Дорога — средство общения арестантов, на языке мусоров называемое «межкамерная связь».

В тюрьме бывает три вида дорог: воздух, мокрая и кабура. Первые две — это когда посредством нехитрых инженерных приспособлений между камерами натягивается верёвка («конь»), и с его помощью через окна (по воздуху) или через слив канализации (по мокрой) зэки тягают плотно запакованные грузы и\или малявы. Но в Могилевской «крытой» основным средством общения служили кабуры — дыры в стенах, потолке или полу, позволяющие связываться (работать) с соседними камерами напрямую. Пробить кабуру в бетонной стене в условиях отсутствия мало-мальски подходящего металлического инструмента, само собой, занимает неимоверное количество времени и сил, поэтому умные зэки грамотно маскируют кабуры и делают всё, чтобы менты их не спалили.

Роль дорог и межкамерного общения арестантов в жизни Могилевской крытой трудно переоценить. Ежедневно в тюрьме, в строго определённое время происходили 4 сработки. Любой зэк мог написать любому: найти земляка, узнать новости с зоны, расспросить за общих знакомых и т. д. «Вязаные» могли написать блатным с просьбой загнать в хату «по необходимому» (чай-сигареты), разъяснить какие-то моменты понятий или зайти и разрешить конфликтную ситуацию в камере (несмотря на то, что тюремный режим подразумевает строгую изоляцию, блатные пользовались правом свободно заходить в любые камеры и чинить в них правосудие. Двери им открывал лично старший смены контроллеров — «корпусной»).

Не меньшее значение имеет в арестантском быту и малява. Как гласит расхожее высказывание, «малява — лицо арестанта». Неосторожно употреблённое слово в маляве может принести в «крытой» целый клубок принципиально нерешаемых проблем, подвести легкомысленного зэка под жестокое физическое наказание, оборвать карьеру блатного. Наиболее прожженые крытчики не позволяют себе в малявах даже зачёркиваний и исправлений. Некоторые кладут в скрученную маляву ресничку — чтобы адресат знал, вскрывалась ли она по дороге (блатные практикуют такую перлюстрацию для контроля над подозрительной перепиской «вязаных»).

«Что написано пером, того не вырубишь топором» — это про малявы. В крытой устное и письменное слово могут как возвысить, так и (что гораздо чаще) унизить того, кто имел неосторожность выпустить их в мир.

Четыре раза в день зэк, стоящий на дороге, принимал в свою камеру и отдавал из нее почту — пригоршни маляв, аккуратно скрученных до размера огрызка карандаша, плотно запакованных в целлофан бумажных капсул. Так, наряду с явной жизнью камерных коллективов, протекала, струясь регулярными потоками по артериям-кабурам, потайная эпистолярная жизнь тюрьмы.

Часть 3. Снежный ком

Поднявшись в камеру № 124, Колдун увлечённо занялся своим привычным ремеслом: снимал порчу с сокамерников, «лечил» их, подвергал сеансам гипноза, заставлял смотреть себе в глаза, обещая, что покажет им «их демона», и так далее. Более того, стал набирать себе учеников — не только в своей камере но, с помощью дороги, и по всей «крытой», — заманивая тем, что один из его учеников, якобы, выступал на «Битве экстрасенсов».

Предлагал стать своим учеником и мне. Для этого надо было всего-навсего совершить некоторые манипуляции со своей кровью и зеркалом (ведь он же зеркальный маг) и, конечно, прочитать клятву на верность самому Костасу. Я тактично отказался.

Желающих же по крытой нашлось достаточно: Колдун вел активную переписку со многими и ярко расписывал неограниченные чудодейственные свойства, коими будут наделены его ученики, став, под его мудрым руководством, «боевыми магами». Молодые крытчики были в восторге, приносили ему клятву в верности и слали с малявами плямы своей крови.

Некоторое время с Колдуном переписывался и я: вроде как на тройниках же общались. Правда, вскоре в его малявах я стал чувствовать какой-то подвох. Начинаясь словами: «Здоровенько, Братишка!» или «Здарова, Друг!», — все они неизменно заканчивались: «Ко-лян, загони, если не трудно…» (Ручки, карандаши, стержни, открытки, конверты — в общем, все то, что на крытой в дефиците и что у меня, как он знал, имелось). Пару раз я, конечно, делился, но аппетиты Колдуна только росли, маляв же без просьб материального характера не приходило вовсе, и вскоре я свернул переписку до минимума: такая «дружба» мне была ни к чему.

Вскоре мне довелось на две недели зайти в хату № 124 и воочию увидеть жизнь Колдуна в коллективе и его колдовские практики. Надо сказать, арестантская жизнь шла у него не так успешно, как магическая. Несмотря на наличие учеников, которых он привлекал своим красноречием и сказочными обещаниями, в целом, в камере на 6 человек он, скорее, был предметом насмешек и причиной постоянных конфликтов. Неумеренная болтливость и хвастливость, постоянные «косяки» (то зальёт водой телевизор, то ляпнет что-то невпопад в присутствии блатных, а терпит потом вся хата), нежелание «жить тюрьмой» не делали Костасу авторитета. Он пытался наверстать данный ресурс рассказами о своей всемогущей бабке, о своих неснимаемых проклятьях, и о том, как его однажды в Гомеле побили два недоброжелателя, и оба вскоре трагически скончались. Получалось слабо. Зато с заходом в камеру новых людей (меня и еще пары пацанов) вовсю проявилась его коммерческая жилка. Раньше он донимал сокамерников разговорами о своей будущей свиноферме, которая была призвана озолотить его в считанные годы, и даже нашел для этого бизнеса партнеров прямо в хате. А теперь, разузнав о том, что у моего сокамерника, с которым мы вместе временно переселились в 124-ю, есть какая-то недвижимость в деревне, предлагал переписать ее на себя в обмен на дарование магических способностей. Почему-то решив, что и я — владелец дорогостоящего имущества, он предлагал мне отдать ему все и получить взамен амулет, с которым станет доступно исполнение любых желаний. Любых! Вопрос, отчего же он не сделает себе такой амулет и, например, не выйдет из тюрьмы, так и повис в воздухе.

Вскоре после моего возвращения в прежнюю камеру отношения с сокамерниками у Костаса обострились, и ему пришлось переехать. Этому предшествовал заход в 124-ю камеру блатных, которые провели с Колдуном профилактическую беседу и официально наложили ему запрет на колдовство.

Но и в новой, 120-й камере Колдун пробыл недолго. Пытаясь показать из себя больше, чем он есть, не ужился в коллективе, и ему дали понять, что пора искать себе другую хату. Тут стоит отметить, что в крытой, как и в камерной системе в целом, частые переезды из хаты в хату крайне негативно отражаются на репутации зэка: считается, что если не смог прийти к взаимопониманию с одним коллективом, то не сможешь и с другим. Каждая пройденная хата, таким образом, увеличивает негативный репутационный багаж зэка.

Новым пристанищем Колдуна стала камера номер 123 — одна из самых больших на корпусе. Она считалась своеобразным «отстойником», куда блатные отправляли сидеть тех, кто не ужился в других хатах, крытчиков «с отступлениями» («фуфлыжников», «крыс» и т. п.), недалёких и не очень адекватных зэков, а также тех, кто не мог «уделять внимание в общее» (гнать блатным передачи с чаем, сигаретами и пр.). Психологический климат в таких хатах был под стать контингенту: напряжённый, недобрый — агрессивная, даже по меркам крытой, среда. Каждый сам за себя.

Блатные, как я уже писал, устраивали периодические обходы камер, проведывая своих «вязаных» подопечных, или «козлов», как они их (нас) презрительно называли между собой. Во время таких обходов нуждающимся хатам разносилось необходимое (чай и сигареты), доводились важные вести и нововведения, давались установки о том, как вести себя с мусорами, и, конечно, вершилось правосудие: разрешались конфликты, с накосячивших «спрашивали физически», или делали строгое внушение. И, безусловно, для наглых, самоуверенных блатных такие обходы были возможностью в очередной раз возвысить себя над «вязаными».

Трое-четверо «бродяг» развязной походкой, в дорогих вольных шмотках (тогда как все были обязаны носить форменную робу), с самодовольным видом без предупреждения заходили в камеру, прерывая ее привычный ритм жизни, тут же раздавая едкие и насмешливые замечания всем, кому считали нужным. Возразить им что-то, ответить или вступить в спор никто не осмеливался. Малейшая попытка поставить себя на один уровень с блатными, влекла, в лучшем случае, напоминание о твоем статусе, в худшем — удар по лицу, поэтому большинство зэков бросались тут же варить чай и доставать из шкафчиков специально отложенные на случай прихода братвы конфеты и дорогие сигареты. Блатные видели, что их боятся, и это еще больше поднимало их в собственных глазах.

В один из таких обходов, весной 2014-го, блатные зашли в хату номер 123. Колдун тогда закусился с мусорами и отбывал свои 10 суток в подвале ШИЗО. В ходе общения блатные — тонкие психологи — быстро заприметили: в хате что-то не то. Недомолвки. Запуганные перегляды, странные оттенки интонаций не ушли от их внимания. Ходившая по кругу кружка чифира не снимала напряжение. Смотрящий за тюрьмой, Вова Лысый, решил, что называется «пробить поляну» напрямик:

— У вас вообще… в хате всё нормально?

— Да, да, всё нормально! — торопливо закивали «вязаные».

Но веры им, конечно же, нет. Что-то скрывают.

— Понимание присутствует!? — исподлобья глядя в испуганные глаза, повторяет Лысый.

— Всё нормально, Вова, всё ништяк! — кивают зэки, уже понимая, что где-то был допущен прокол.

Тут встревает Мартын, один из недавно заехавших в хату:

— Да в целом нормально всё, на должном. Но вообще понимания в хате не хватает.

«Ну наконец-то» — наверняка подумал в этот момент Лысый. Но Мартын не хочет пояснять, что он имеет ввиду — боится. Тут же подручный Лысого, Шара, переводит Мартына в другую камеру, где тот дает весь расклад: в коллективе на 12 человек выделился наиболее наглый — Браконьер, «залосудник» с 25-ю годами срока. Хата и раньше жила, разбившись на враждующие группки, но он нарушил и это шаткое равновесие. Собрав вокруг себя небольшую кучку похожих на себя, он стал отстаивать свои интересы кулаками и ногами, избивая сокамерников под разным поводом: то много хлеба съел, то выразился не так. До блатных эти случаи не доносились — то ли по общей договоренности, то ли из-за страха перед Браконьером, хотя согласно всем постановам братвы о подобном должно было сообщаться немедленно. Так они и жили, дерясь за пайку и боясь того, у кого кулак больше. Понятное дело, такое положение дел для блатных было неприемлемо. В воровской системе, также как и в государственной, монополия власти на насилие является принципиальным моментом. Согласно понятиям, блатные могут бить «вязаных», а «вязаные» друг друга — нет.

Шара возвращается в 123-ю, Лысый оттуда и не уходил. Браконьера бьют и выкидывают из хаты на продол. На следующий день расследование продолжается. Колдуна дёргают из ШИЗО в камеру на первом этаже. Дают чаю, угощают шоколадом. Невзначай Лысый интересуется: как они жили в 123-й хате?

— Нормально жили, все класс, — отвечает, не чуя подвоха, Колдун.

— Точно всё нормально? — уточняет Лысый — А может, были проблемы какие?

— Да не, Вова, не было проблем! Всё как обычно! — продолжает Колдун топить сам себя.

Но в киче физический спрос запрещён понятиями. После окончания срока в ШИЗО блатные дают Колдуну еще пару дней «на раскумарку» и, вновь придя в 123-ю, бьют по лицу с формулировкой «за обман братвы». Тут бы ему и успокоиться, но, видимо, напрочь уверовав в то, что высшие силы ему покровительствуют, Колдун продолжает свою игру и пишет маляву бывшему сокамернику Мартыну (тот уже в другой хате): почему ты дал блатным весь расклад, зачем слил Браконьера, ведь была договоренность молчать? Мартын не растерялся, получив маляву, и из всех вариантов выбрал самый беспроигрышный. Аккуратненько завернул ее и выслал блатным.

Лысый со своими приближенными долго и усердно втаптывали Колдуна в дощатый пол 123-й камеры, выбили два зуба и заставили съесть злополучную маляву. Вышеупомянутый Шара так старался, лупивши вдвое меньшего по размерам Колдуна, что порвал в процессе кроссовок. Впрочем, впоследствии Костас, замаливая свои грехи перед братвой, загнал Шаре в передаче пару новой обуви. То есть, конечно, сказал своим родителями — и они загнали.

Освободился Костас Саркисян в мае 2015 года и, насколько знаю, до самого освобождения больше не колдовал.

Эпилог

С младенчества и до самой смерти всё доброе, гармоничное и правдивое, что есть вокруг нас, диктует нам простые и доступные правила человеческого общежития: не лги, не возжелай чужого, не хитри, не используй других людей как инструменты. В общем, обращайся с другими так, как хочешь, чтобы обращались с тобой. Об этом же твердят буквально все мировые религии. Каждый из нас в большей или меньшей степени нарушает эти правила: необходимость выживать среди несовершенных людей заставляет идти на компромиссы с совестью. Однако если обман и своекорыстие становятся центральной осью, вокруг которой вращается вся твоя жизнедеятельность, раньше или позже ты неизбежно запутаешься в тенетах собственной лжи и придёшь к очень несчастливому концу. Не в мифическом аду — а здесь, в этой жизни. И тот снежный ком, который на тебя обрушится, зачастую будет внешне никак не связан с твоими собственными поступками. «Пути Господни неисповедимы», — скажет по этому поводу христианин. «Да просто не фар-тануло, епт», — скажет недалёкий злодей. Но когда-нибудь, я уверен, учёные найдут объяснение тому, почему наши поступки и даже намерения, сделав непостижимый круг по ниточкам социальных связей, непринуждённо оттолкнувшись от поступков и намерений других людей, возвращаются к нам с утроенной силой: милыми подарками судьбы, если изначально были добрыми, или жестокими ее карами, если изначально несли мстительность, злобу и своекорыстие. А еще, думаю, они объяснят, почему в обычной жизни цикл этого круга может занимать десятилетия, а в некоторых — поистине заколдованных местах — он вершится с ошеломительной скоростью.

Я нашёл Колдуна в «ВКонтакте» через год с небольшим после освобождения. На аватарке — «загадочная» картинка с магом в стиле фэнтези. В статусе: «ЗА ДЕНЬГИ НЕ КОЛДУЮ!!! УЧЕНИКОВ ВЫБЕРАЮ САМ!!!» Написал ему.

«Здорово, братишка!» — пишет в ответ. «Как ты? Как здоровье, друг?» — льстивые эпитеты сыпались один за другим. «А где ты живешь? А вот мой телефон, давай созвонимся!» — общительность просто зашкаливала. Поговорили о крытой, об общих знакомых, о той истории. С его слов, блатные «спросили» с него тогда не за обман, а за колдовство против тюремного замполита (заместителя начальника по воспитательной части), когда тот выписал ему сутки ШИЗО. В подвале кичи Колдун протянул к нему руку со словами: «Будь ты проклят проклятием сатаны. Пусть все твои дети рождаются мертвыми!» — замполит Владимирович немедленно побежал жаловаться блатным, и те били Костаса со словами: «Будешь еще колдовать?!?»

Впрочем, вскоре маг перевёл беседу на более прагматичные рельсы и поведал мне, что сейчас живет в Москве и хочет основать фирму по снятию всех грехов с душ. Полное «обезгрешивание» одной души будет стоить 20 000 евро, зато эффект просто ошеломительный: на душе ни одного греха, она становится чистой, как слеза младенца! Но Москва — лишь стартовая точка бизнес-плана. Планируются филиалы по странам СНГ, сам же Костас будет сидеть в Европе и грести бабки, а работать будут его ученики, боевые маги. «Все, кто примет участие с самого начала максимум в течение года станут миллионерами в долларовой деноминации!» — позже писал он мне. Для запуска проекта Костасу не хватало одной лишь мелочи: стартового капитала (сам маг работал сторожем, жил у родственников) — что-то около 5000 долларов. На мой недоуменный вопрос, чем же я могу ему в этом помочь, когда живу на стипендию и журналистскую подработку, он ответил не менее удивленно:

— Ну вас же там ваши политологи спонсировали!

Мои попытки доказать, что политологи не спонсируют анархистов, он выслушал с густым недоверием во взгляде и еще раз настойчиво посоветовал мне подумать и вложиться в его предприятие, чтобы стать миллионером, максимум, в течении года.

Я тактично отказался.

ЦИП ГУВД Мингорисполкома

30.03.2017 — 07.04.2017

Жизнь прекрасна

  1. Cм. «Открытое письмо». ↩︎