1. Из самых благих побуждений
2. Икона и портрет
3. Что за фасадом?
4. Самый сладкий бизнес
5. Восемь заповедей «от луки»

Реформы по-белорусски

Экономисты-рыночники хорошо знают, что нужно бы сделать нашему государству с неустойчивой экономикой, чтобы разбогатеть: отдать производство в руки частника.

Но меньше всего Лукашенко была нужна приватизация государственной собственности, поскольку это ослабило бы его личное участие в управлении этой собственностью.

Хотя это вовсе не означает, что приватизации в Беларуси не было. Вопрос в том, какая это приватизация и кто в результате ее богатеет. Вот мнение одного из наиболее авторитетных белорусских экономистов, Леонида Заико^[1]:

«Лукашенко запретил приватизировать заводы и фабрики, сохранив этот капитал для государства. Но те, кто ему это советовал сделать, да и он сам остановились на уровне первого тома “Капитала” Маркса. А если бы они прочли второй и третий тома, то узнали бы, что капитал бывает основной и оборотный. Запрет на приватизацию основного капитала вовсе не означает, что не произойдет приватизации оборотного, то есть денежных средств, находящихся в обращении у предприятия.

Станки, машины, оборудование, здания — к слову, безнадежно устаревающие — остаются в собственности государства, но деньги этих предприятий уже давно приватизируются различными дельцами».

Тех руководителей государственных предприятий, кто этому мешал и противился, Лукашенко разогнал или посадил. Именно карьерный директорат белорусских промышленных гигантов стал его жертвой. Так, были арестованы директора Могилевского объединения текстильных тканей «Моготекс» Владимир Семенов, Белорусского металлургического завода Юрий Феоктистов, Минского тракторного завода Михаил Леонов, Минского завода холодильников Леонид Калугин, новополоцкого ПО «Нафтан» Константин Чесновицкий. В каждой ключевой отрасли белорусской промышленности — добывающей, легкой, машиностроительной, нефтехимической — кого-то из руководителей арестовывали, судили.

«Пошла повсеместная чистка, подбор людей не по принципу профессионализма, а по принципу абсолютной лояльности. В первую очередь уничтожаются умные, самостоятельные и слишком много понимающие. К управлению приводятся люди без какой-либо иной мотивации, кроме личной преданности. Их и прикармливают. А те, кто честно и умно работал, — или в тюрьме, или на пенсии, или за границей. Ну, поскольку на дворе все-таки XXI век, их попросту не расстреливают»^[2].

Новые «свои люди» были покладистее. Не имея до поры собственных интересов, будучи в большинстве случаев пришельцами со стороны, они охотно соглашались на то, чтобы поставки сырья и комплектующих на их предприятия, а также сбыт готовой продукции вели те фирмы, которые указывали им вышестоящие начальники, осуществлявшие за этим контроль. А где контроль — там и живые деньги.

Дороже купишь сырье и комплектующие, дешевле продашь продукцию — и в обоих случаях получишь «откат», которым поделишься с «контролером». Так даже самые крупные предприятия становились заложниками фирм-паразитов, обдиравших их совершенно безнаказанно. Если, конечно, хозяева этих фирм не забывали, кто их облагодетельствовал. А если забывали, то Лукашенко сразу объявлял их жуликами и «вшивыми блохами», после чего и начинались аресты.

На самом же деле это было борьбой за финансовые потоки.

Понятно, что при этом и верноподданные начальники, и стоявшие над ними контролеры жить начинали все лучше.

Говорит Геннадий Грушевой:

«Сегодня развивается капитализм по единственной модели — капитализм, работающий исключительно на власть. Создаются мощнейшие компании, туда даются деньги, преференции. Но эти компании возвращают деньги не государству, не обществу, даже не своим работникам. Большая часть прибыли уходит на эту власть, на ее прихлебателей, на всю систему.

Как живут верноподданные чиновники? Я бывал в их особняках. Они живут очень хорошо, ничего не стесняются. Вы посмотрите, какие хоромы выстроены в любой заповедной зоне. Вы посмотрите, на каких шикарнейших лимузинах ездят обыкновенные клерки. Все знают, сколько стоят эти модели. Они спокойно приезжают на них к своим чиновничьим офисам, и никто не спрашивает, откуда все это взялось. За какие деньги? Он что, их заработал? Никто таких вопросов не задает. И никто не прячется. А когда кто-то все же начинает интересоваться, сам Лукашенко встает и говорит:

— Это не ваше дело. Это государство позаботилось.

Лукашенко давным-давно понял, что со своими собственными олигархами нужно дружить. Он разорит любого, кто попытается ему перечить, но с этими он живет в мире. В итоге у нас сложился вполне буржуазный — по привычкам, по отношению к деньгам — класс чиновников. Они имеют очень большие Деньги. Они почувствовали вкус роскошной жизни. Но они понимают, что так жить можно только в альянсе с этой властью, в альянсе с этим президентом».

Безбедное существование этого привилегированного класса чиновников и «теневиков» очень даже в интересах Лукашенко. Никто из них, помня, что у него «рыльце в пушку», никогда не станет ему перечить, тем более посягать на его власть. «Это, может быть, на сегодняшний день единственная более-менее приличная опора этой власти, — продолжает Грушевой. — Хотя вы понимаете: там, где деньги, приличной, надежной опоры быть не может. Появится больше денег, появятся иные гарантии, и эта публика рванет от своего непредсказуемого покровителя».

С конкретным умыслом

Зато бизнесу легальному крайне нелегко ужиться в одной стране с Лукашенко.

Причин этому несколько, и все они в характере нашего героя.

Во-первых, Лукашенко патологически ревнив к тем, кто достиг каких-то успехов до него или при нем, но без его контроля и личного участия. Его противником становится любой, кто сумел хоть как-то вырваться благодаря собственному творческому и деловому потенциалу. Ведь это означает, что Лукашенко имеет дело с человеком умным, талантливым и, безусловно, амбициозным, осуществляющим собственную, самостоятельную программу в жизни.

Во-вторых, он мстителен и злопамятен. И не прощает никого, кто его в свое время не поддержал.

Хуже всего, когда первое и второе совпадает. Да еще добавляется третье — экономические интересы властных структур.

Ярким примером того, какая судьба ждет в Белоруссии тех, кто заработал большие деньги еще до прихода Лукашенко к власти, стала история финансовой группы «ПуШе».

Ее руководитель Александр Пупейко сегодня рассказывает о гибели «ПуШе» почти с тоской — словами влюбленного, у которого похитили любимую девушку:

«Да, меня предупреждали о готовящемся разгроме. На разных уровнях, разные люди: и МВД, и КГБ, и Служба контроля, и правительство. А я не верил. Анализ и здравый смысл показывали, что нет формальных поводов за нас взяться. Ну нет! Мы все делали по закону. Юридическая служба — вторая по значимости после экономической — была у нас весьма грамотной.

С другой стороны, работа “ПуШе” была настолько выгодна государству, что надо было быть, на мой взгляд, полным идиотом, чтобы давить нас. Я математик и мыслю рациональными категориями, хотя когда в 1996 году я еще надеялся на рациональное поведение Лукашенко, Кебич мне четко и ясно сказал:

— Саша, слово “рационально” и Лукашенко — это два несовместимых понятия.

Так вот, рациональность заключалась в том, что, например, в июне и июле 1995 года группа компаний “ПуШе” заплатила в казну тридцатую часть доходной статьи бюджета Республики Беларусь. И это давало мне основания считать, что “ПуШе” для страны — курица, которая несет золотые яйца. А работало у нас всего две тысячи человек».

Конечно, с точки зрения рациональной, существование «ПуШе» было выгодно государству. Кто ж от такой «курицы» избавляется? Но прав в данном случае оказался как раз экс-премьер Вячеслав Кебич, попытавшийся, по сути, объяснить бизнесмену, что рациональные подходы в Беларуси ничего не значат, когда речь идет об амбициях.

Повод для расправы с «ПуШе» нашелся сам собой. Частная финансово-инвестиционная компания «Фико» предложила «ПуШе» выступить поручителем в ходе сделки по покупке зерна. Пупейко согласился. Но «Фико» не выполнила своих обязательств, и «ПуШе» пришлось отвечать собственным имуществом^[3].

Крупнейшего частного налогоплательщика Беларуси разгромили садистски и явно в ущерб экономике государства. И речь шла вовсе не о возмещении каких-либо потерь, а именно о разгроме, причем с весьма конкретным умыслом.

В результате работы ликвидационной комиссии фирмам Пупейко была насчитана задолженность в пять миллионов долларов. Не станем вместе с Пупейко спорить о методиках подсчета. Дело не в этом, а в том, что активы «ПуШе» составляли в тот момент около 26 миллионов долларов, так что насчитанная задолженность покрывалась легко. Но когда ликвидаторами все было распродано, то покрытыми оказались… лишь четыреста тысяч из пятимиллионной задолженности. Так, например, коттеджный поселок «Приморье» со всей инфраструктурой был оценен всего в сорок тысяч долларов. И это при том, что одна из фирм «Газпрома» намеревалась купить его за четыре с половиной миллиона.

Поселок действительно хорош. И коттеджи, и бассейн, и баскетбольная площадка. За сорок тысяч долларов его каждый бы купил. Последний слесарь с захудалого минского завода нашел бы деньги под эту сделку. Но его не стали продавать вовсе, а просто передали Управлению делами президента. Нет, не за смехотворные сорок тысяч долларов, а бесплатно.

Прав Александр Пупейко: «Самый сладкий бизнес — ликвидация чужого бизнеса». Особенно если ты ликвидируешь его в свою пользу и к своей выгоде.

Но и без пользы, без всякой выгоды происходит то же самое. О чем красноречиво свидетельствует следующий пример.

«Он живым меня не отпустит»

На сей раз жертва была избрана показательная — председатель колхоза «Рассвет» Кировского района Могилевской области, дважды Герой Социалистического труда, фронтовик, лауреат Государственной премии Василий Старовойтов.

«Одним из первых в Беларуси он осознал принципиальную выгоду для всех работников новой, рыночной модели организации аграрного комплекса. Колхоз превратился в акционерное общество. Здесь было все: теплицы, мебельное и консервное производство, даже собственный банк — самый прибыльный банк в Беларуси! И все это принадлежало не государству, а самим крестьянам. Старовойтов твердо знал, как нужно работать:

— Ведь что нужно в рынке? Произвести продукцию — это первое. Второе — продать продукцию. А продать всегда можно, если торговаться с умом. Торговать с выгодой получится у собственника. Только ему никто не должен мешать… В компактной Беларуси рынок наладится быстро. Надо подчиниться рублю, а не главнокомандующему всеми крестьянами, коровами, свиньями и гусями…»^[4]. Естественно, что Лукашенко, превозносивший централизованное государственное управление экономикой, не мог смириться с подобными подходами. Вспоминает министр сельского хозяйства и продовольствия Василий Леонов:

«Во время уборочной в августе 1997 года мне приказали быть на совещании в Брестской области. Туда прилетел и Лукашенко и начал разговор не с уборочной тематики, а — со Старовойтова.

— Вот, подлец Старовойтов, все развалил, разворовал, а ты, — ткнул он в меня пальцем, — его еще защищаешь!

Я возразил:

— Там есть кого защищать и что защищать!

Президент обратился к Гаркуну^[5]:

— Немедленно снять с работы и посадить! (Имелся в виду Старовойтов)»^[6].

Старовойтову, согласно закону, при жизни полагался памятник, о чем было соответствующее решение. Бюст дважды Героя был даже отлит из бронзы и лежал на заднем дворе его хозяйства: пока отливали, и СССР распался, и президента успели избрать. Рассказывают, что Старовойтов надеялся: на открытие памятника приедет и Александр Лукашенко. Но взамен «в хозяйство нагрянул батальон ревизоров, следователей, милиционеров. Оккупировали, как в войну. Люди боялись пикнуть. Им пообещали: если проголосуете за возвращение колхоза, государство вам поможет, вы заживете еще лучше, чем прежде»^[7].

«Предъявили» Василию Константиновичу многое: незаконное хранение оружия (старой охотничьей винтовки), взяточничество и дачу взятки, вымогательство, присвоение коллективной собственности. Дело заняло много томов.

Тем, кто видел, навсегда запомнится сидящий на веранде в общем-то заурядного по белорусским меркам собственного дома старик в пиджаке, увешанном наградами, полученными за долгие годы труда. В глазах — искреннее непонимание: «За что?!» И слова, несколько раз повторенные им перед журналистами: «Он живым меня не отпустит. Он меня убьет».

В момент оглашения приговора мы были в Кировске вместе с известным российским правозащитником Валентином Гефтером. Услышав про два года тюрьмы с конфискацией имущества Старовойтов явно оторопел, во взгляде, голосе чувствовались обида и гнев: «Мне обещали…». Жена, молодая еще женщина, подошла к клетке, в которой сидел ее разом осунувшийся муж. Прессу начали выгонять из зала заседания, но все, не отрываясь, смотрели на эту семью: жена, плача, держит руки мужа и говорит, говорит… И он — только смотрит на нее и шепчет что-то…

В отличие от Пупейко, никаких особых богатств у Старовойтовых конфисковать не смогли, даже в пользу Управления делами. Забрали бытовую технику, картины, библиотеку. Книги и картины продавали на аукционе, в котором участвовали лишь представители консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ и посольства Германии. Торг шел недолго: немцы переплатили ровно один белорусский рубль по сравнению со стартовой ценой аукциона. И вернули вещи Старовойтовым.

Тем не менее в этих двух «наездах» — на «ПуШе» и на Старовойтова — есть общее: мотивы, по которым они совершены. Кроме очевидного стремления «опустить» слишком самостоятельных и успешных, поставить их на место, здесь налицо и стремление отомстить.

Мстить было за что. Пупейко, как мы помним, не поддержал Лукашенко во время его первой избирательной кампании, и даже напротив — был на стороне Станислава Шушкевича. Старовойтов тоже публично не поддержал Лукашенко:

«Ну, собрали нас, председателей и руководителей, чтобы к ручке приложились и на выборы благословили… Так я ему в лицо сказал: “Не по вам ноша, Александр Григорьевич”»^[8].

«Батька», «Лука» или «пахан»?

Директора Минского тракторного завода Михаила Леонова арестовали, сняв с поезда, когда он ехал в Москву. Леонов не собирался бежать, преступником себя не ощущал, кроме того, был весьма лоялен к Лукашенко, о чем свидетельствовали хотя бы результаты голосования на выборах президента, точнее — «подсчета голосов» на участках, где членами избирательных комиссий были ответственные работники МТЗ.

Тракторостроители проголосовали «правильно», если судить по объявленным результатам. И первичные ячейки «свободных профсоюзов» были на МТЗ ликвидированы сразу, как только поступила команда, да и вообще «директивы» на МТЗ исполнялись достаточно добросовестно. Опытный генеральный директор гигантского предприятия правила игры всегда знал. Тем не менее, попал за решетку. Чего ему только ни инкриминировали — от присвоенных миллионов долларов до «хищения» мобильного телефона.

Леонов, как и многие другие директора, был к власти Лукашенко лояльным, Александр Пупейко — нелояльным, Старовойтов готов был стать лояльным. Но дело, оказывается, вовсе не в том, поддерживаешь или не поддерживаешь ты курс, проводимый Александром Лукашенко. Собираешься ли ты ему мешать и перебегать дорогу или готов просто трудиться во имя и во благо. В самом этом «просто трудиться» уже содержится повод для раздражения.

«Даже не важно, может быть, директор завода холодильников на самом деле и не собирался никогда становиться президентом и даже премьер-министром, но он потенциальный лидер, он излишне самостоятельный, слишком успешный руководитель, у него сильное предприятие, его любят работники»^[9].

За эти годы у нас уволено, унижено, посажено так много руководителей всех рангов, что прежде вопроса — по каким причинам это произошло, возникает естественный вопрос — а все ли они виноваты?

«Бесспорно, — решительно отвечает на этот вопрос писатель, публицист и в недавнем прошлом всем известный бизнесмен Евгений Будинас. — Виновны все, пусть даже не в том, что им инкриминируют. Потому что невиновных у нас в стране нет. Так, за десять лет работы в бизнесе я не предпринял ни одного в полной мере законного шага. Ну, например, я поставил мельницу и выстроил музей, но не согласовал при этом ни один проект, химичил с оплатой, завышал затраты и занижал прибыль, уходил от налогов… Совесть моя как бы чиста — не для себя лично все же делал, как и многие другие, а для общественной пользы. И знаю, что если бы так не поступал — никакой мельницы и никакого музея попросту не было бы… Люди подставляются под санкции не от страсти химичить, а от “производственной необходимости”. Дело в том, что законы, указы, декреты (многие из которых сами по себе незаконны) создают в стране ситуацию, когда нарушает закон у нас практически каждый. Почему? Да потому, что их просто невозможно, да и нелепо было бы выполнять…».

Такое положение вполне устраивает Лукашенко. Когда все — снизу доверху — воры и преступники, управлять ими легко. В любой момент и каждого можно приструнить, привлечь, наказать, скомкать, унизить, уволить, посадить. Нет, не сразу всех, а выборочно, по команде.

«Правоохранительные и карательные органы у нас так и работают — избирательно, — продолжает Евгений Будинас. — И только по указанию свыше. Наезжают на человека, когда настал момент, подошла очередь».

В народе Лукашенко называют «батькой». Это он сам придумал, и прижилось. В последнее время, правда, как-то отошло, забылось. В обиходе его теперь чаще именуют «Лукой».

А в деловых кругах величают уже не «батькой», и не «Лукой», а «паханом», имея в виду, что стиль его управления — по собственным законам, то есть «по понятиям» — очень похож на уголовный. Так «пахан» «разбирается» со своим «общаком», в который у нас превращена государственная казна.

И власть он держит, как истеричный «пахан». Ревниво замечая, как рядом с ним усиливается, обретает вес то одна, то другая фигура, он настороженно оценивает ее возрастающие возможности. Недоверие к соратникам и подручным умножается в геометрической профессии, умножая и страх перед ними. А вдруг в чью-нибудь голову закрадется злокозненная мыслишка: дескать, что ж — только Лукашенко править? И мы могли бы…

Даже если таких намерений у подданных и нет, это не означает, что они не могут рано или поздно возникнуть. Власть сродни паранойе: она вынуждает подозревать. Единственная возможность избавиться от мучительной бессонницы, от бесконечных мыслей о том, что вот-вот кто-то отберет у тебя «кормило» — нанести «упреждающий» удар. Только так можно заставить служить себе не за совесть, а за страх.

Общая причина — болезненное недоверие и потребность держать всех в страхе. А вот мотивы «наездов», санкций, репрессий бывают весьма разнообразными.

Что это за мотивы?

О некоторых уже сказано. Здесь зависть, ревность, месть, замешанные на корысти. Но ими, увы, дело не ограничивается. При внимательном рассмотрении мотивы, побуждающие Александра Лукашенко к репрессиям, предстают перед нами в достаточно откровенном и строго сформулированном виде. Для множества людей, подчиненных власти и пытающихся при ней как-то существовать, эти мотивы неизбежно обретают характер своеобразных заповедей, подпирающих фундамент лукашенковского мироздания.

1. Из самых благих побуждений
2. Икона и портрет
3. Что за фасадом?
4. Самый сладкий бизнес
5. Восемь заповедей «от луки»