3. Видение завтрашнего дня

Харви Милк смог использовать собачье дерьмо на улицах, чтобы активизировать движение за права геев в Америке, а люди в Израиле боролись за экономическую справедливость с помощью творога. Так что неудивительно, что активисты на Мальдивах смогли начать революцию с помощью большой партии рисового пудинга. Тем не менее, это обычно вызывает у людей недоумение, особенно потому, что Мальдивы — это роскошное место для отдыха. Вы точно не ожидаете, что люди, живущие на Мальдивах, переживают какие-то серьезные политические потрясения, так как им повезло с одной из самых красивых стран в мире, тропическим раем, состоящим из более тысячи коралловых островов, разбросанных по десяткам атоллов в Индийском океане. Нетрудно догадаться, что мальдивцы — дружелюбные ребята. Так как они могут поймать тунца просто с помощью крючка и пакетика наживки, здесь никто не голодает. Если вы встряхнёте пальму — получите кокосы. Что касается всего остального, от помидоров до кока-колы, здесь полно возможностей заработать на туризме, что позволяет мальдивцам импортировать всё это из Индии или Шри-Ланки. Вот, почему здесь любимое национальное занятие — собраться вместе и глядеть на закат на пляже. Но причудливые островные традиции и кристально чистые лагуны обманчивы: Мальдивы — ещё и место, где тридцать лет правил жестокий диктатор по имени Мамун Абдул Гайюм.

Это не слишком известный факт. Если вы когда-либо посещали Мальдивы в качестве туриста, скорее всего, вы приземлились в главном аэропорту столицы Мале, надели спасательный жилет и поплыли прямиком на один из сотен островов-курортов. И, поскольку режим зависит от этих курортов как источника большей части дохода, Гайюм и его головорезы позаботились о том, чтобы эти островки содержались в чистоте, и у вас там не возникало никаких проблем; курорты, например, остаются единственным местом на строго мусульманских Мальдивах, где разрешено продавать и распивать алкоголь. Пока гости наслаждались своими пляжными фантазиями — в одном из отелей даже есть подводный ресторан, где гости могут потягивать шампанское под волнами, в окружении акул и живого кораллового рифа — остальной части населения Мальдив не повезло. Они-то в основном проживают в Мале.

Столица настолько же грязная и угрюмая, насколько курортные острова очаровательны и чисты. Выйдите на причал в городском порту, и первым, что вы увидите, будет не какое-нибудь бунгало с соломенной крышей из рекламы на туристических сайтах, а зловещее Министерство обороны и национальной безопасности, белоснежная крепость с возвышающимися сторожевыми башнями и строгими предупреждающими знаками. Его нельзя фотографировать. Очень прохладно встречают в этом душном городе с сотней тысяч жителей, стиснутых, как селёдки в бочке, на острове площадью чуть менее семи квадратных километров. Мале — один из самых плотно застроенных и густонаселенных городов в мире, его не зря называют «Манхэттен в бутылке». Столица Мальдив — сплошной лабиринт зданий, один стадион и ещё небольшой парк. Она наводнена неистовыми толпами мотоциклистов, которые толпятся на извилистых улицах, прокладывая себе путь через город, и захватывают большую часть тротуаров, когда паркуются. Военизированные формирования патрулируют улицы крошечного острова в синей камуфляжной форме, и вы часто можете видеть, как над горизонтом поднимается дым, когда мусоросжигательные заводы на самом большом мусорном острове в мире — искусственном рифе в нескольких километрах от побережья — работают сверхурочно, чтобы разобраться с 330 тоннами мусора, выбрасываемого каждый день. В Мале очень влажно, и вы постоянно потеете. Из-за температуры и стресса трудно не заполучить головную боль.

Тем не менее, в городе есть одно место, где можно расслабиться. Это искусственный пляж на восточной стороне острова. Хотя по стандартам Мальдив этот пляж не так уж и велик, просто узкая полоска песка посреди городской застройки, но это — лучший вариант, если вы оказались в Мале и хотите сбежать из города. Здесь, по крайней мере, есть несколько кафе под открытым небом с видом на океан, которые привлекают модных молодых мальдивцев, и вы всегда можете увидеть несколько мужчин среднего возраста, курящих гашиш в ближайших кустах. Женщины, одетые в бурки, приводят детей резвиться в прибое, и в зависимости от сезона там будет полно юных серферов или скейтбордистов.

В нормальном городе такой пляж не привлекал бы особого внимания. Но в Мале больше нечем заняться: в городе нет торговых центров, нет больших кинотеатров, нет алкоголя, нет концертных залов. Если вы ищете причину, чтобы выйти из дома и спастись от жары, пляж — действительно ваш единственный выбор. Конечно, у причала есть официальная главная площадь, но это всего лишь облезлый прямоугольник с огромным государственным флагом и несколькими клочками засохшей травы. Кроме того, эта площадь находится рядом с Большой мечетью и перед зеркальным стеклом штаб-квартиры полиции, а учитывая недавнюю историю Мальдив, вы можете понять, почему люди не хотят встречаться с друзьями прямо на глазах у полицейских.

Это потому, что когда Гайюм был у власти, он управлял страной, как маленьким Багдадом на берегу моря. Близкий друг Саддама Хусейна, мальдивский диктатор многое узнал от иракского деспота о самых важных моментах управления репрессивным режимом. Как и в Ираке, полицейские на Мальдивах имели заслуженный ореол жестокости, чему способствовало постоянное чрезвычайное положение и лицензия на заключение в тюрьму или избиение кого угодно. И даже хуже: головорезы Гайюма преуспели в придумывании изобретательных и ужасных наказаний, которым подвергались все, кто высказывал хоть каплю критики. Несогласных покрывали кокосовым медом и оставляли в песках для насекомых, или приковывали наручниками к пальмам и часами избивали, или насиловали, или запирали в сараях из металлических листов, чтобы они годами задыхались в невыносимой жаре на каком-нибудь отдалённом тюремном островке. Оппозиционные партии были запрещены, свобода слова отсутствовала. В этой среде противостояние Гаюму вряд ли казалось возможным, тем более, что режим пользовался стабильным притоком денег от туризма.

А потом пришла вода.

На следующий день после Рождества 2004 года буфеты с завтраком на курортных островах Мальдив выглядели так же заманчиво и идеально, как и в любой другой день в году. Пока последние гости в обеденных зонах под открытым небом заканчивали трапезу и глотали последний глоток сока манго и черного чая, дети босиком бежали к пляжам, которые находились всего в нескольких метрах от них. Это было похоже на прекрасное утро в раю. Температура была около тридцати градусов, и мягкий ветерок слегка покачивал пальмы. Туристы, решившие поспать подольше, медленно просыпались от яркого солнечного света, просачивающегося сквозь ставни их вилл.

Внезапно со стороны берега послышались крики. Низкое урчание переросло в оглушительный рев. Гигантская волна прокатилась по острову, ломая деревья и снося все на своем пути. Колоссальная стена воды врезалась в виллы, как взорвавшаяся бомба, мгновенно разбив окна. Белый прибой хлынул в выбитые двери и через подоконники. Вихрь пляжных полотенец, штор и кофеварок заполнил комнаты. Вода повсюду поднималась, и спрятаться было негде. Некоторые люди выбегали на улицу и забирались на деревья, другие бросались к офисам отелей и цеплялись за их прочные колонны. Некоторые забрались на крыши спа-салонов и складов, откуда они могли ясно видеть все разрушения. Когда волны отступили — казалось, через целую вечность — всё, что они могли видеть, было беспорядком деревянных досок, сломанной мебели и разорванных соломенных крыш. Раненые были в крови и стонали.

Поскольку самая высокая точка в стране — меньше трёх метров над уровнем моря, повышение уровня воды всегда представляло серьёзную угрозу для Мальдив, и люди здесь знали, что со временем потепление климата радикально изменит их жизнь. Но это было чем-то в будущем, частью долгого и медленного процесса, который продлится десятилетия. И вот в одно мгновение Индийский океан смыл половину экономики Мальдив в море. Почти четверть обитаемых островов страны была серьезно повреждена. Десять процентов из них оказались непригодными для проживания. Почти треть населения пострадала от разрушений. Гайюм понимал, что с последствиями цунами он не справится, и придётся обратиться за международной помощью.

Но западные страны, которые были согласны предоставить помощь на сотни миллионов долларов, поставили условие: разрешить политические партии и провести настоящие выборы вместо тщательно инсценированных 99-процентных побед. Гайюм быстро согласился с условиями, которые ему показались не такими уж и плохими. Международное сообщество предлагало настоящие деньги, а разрешение политических партий казалось не более, чем символическим жестом. В конце концов, решил Гайюм, ему нечего бояться расколотой оппозиции в своей стране.

И если бы вы послушали, как группа мальдивских революционеров описала свою ситуацию группе сербов в 2005 году, вы, вероятно, согласились бы с ним. Вы не можете представить себе менее многообещающую группу людей, возглавляющую оппозицию. Исторически, объяснили они, силы, действующие против Гайюма, могли полагаться только на три группы людей, которые были готовы противостоять властям.

Первыми были политические диссиденты, получившие образование в зарубежных школах и в основном проживающие за пределами страны. На самом деле это было сделано намеренно: режим опирался на систему образования, которая помогала выдавить из страны лучших и самых умных — иными словами, тех, кто с наибольшей вероятностью будет требовать перемен к лучшему. Естественно, эти диссиденты говорили об абстрактных вещах, таких как свобода прессы, которые не волновали ни одного обычного шермана, живущего на атоллах.

Затем были исламистские группировки, которым не нравился светский Гайюм, и которые хотели ввести законы шариата на Мальдивах. Эти люди не были слишком популярны, тем более что большая часть денег в стране поступала от раскрепощённых туристов, которые щеголяли в бикини и выпивали на частных пляжах.

Наконец, были ещё и наркоманы, единственная реальная связь которых с диссидентами и исламистами заключалась в том, что они спали в одних тюремных камерах. Эти ребята были мне знакомы, потому что у нас была похожая ситуация в Сербии. Часто диктатура и наркотики идут рука об руку: потеряв надежду, люди обращаются к любому утешению, которое могут найти. Но на Мальдивах ситуация осложнялась тем фактом, что, как утверждается, власти иногда предлагали заключенным героин низкого качества, чтобы превратить их в лояльных и послушных наркоманов, которые потом были вынуждены выполнять «грязные дела» для режима.

Неважно, были ли вы диссидентом, исламистом или наркоманом — если вы выступали против Гайюма, вам, скорее всего, не доверяла бы основная часть народа.

Очевидно, образованные диссиденты были единственными, у кого действительно был шанс осуществить какие-либо позитивные изменения, но для того, чтобы добиться успеха, им был нужен план. Они не были заинтересованы в сотрудничестве с исламистскими группировками, что было хорошо, и им также не нравилась идея идти рука об руку по улицам Мале с героиновыми наркоманами, что вполне разумно. Но кто ещё захочет с ними работать? Какие интересы диссиденты разделяли с простым народом? Они ничего не могли придумать. Но они понимали, что есть одна вещь, которую готов отстаивать каждый мальдивец — это рисовый пудинг. И хотя пудинг может показаться недостаточно серьезной основой для молодого продемократического движения, иногда вы разыгрываете ту карту, которая выпала.

Если это звучит глупо, попробуйте представить, насколько популярен рисовый пудинг на Мальдивах. Для мальдивцев пудинг — почти национальная одержимость. Это как водка в России или паста в Италии, повседневный продукт, объединяющий людей из всех слоев общества. Поэтому, когда однажды утром по Мале распространилась информация о том, что рядом с городским пляжем будут готовить рисовый пудинг, сотни любопытных захотели прийти на вечеринку. В скучном старом Мале это должно было стать самым большим событием года.

Когда солнце село, люди запрыгнули на мотоциклы и съехались со всех уголков столицы за бесплатным пудингом и морским бризом. Вскоре улицы вокруг пляжа были заполнены людьми, и когда толпы, наконец, добрались до площади у воды, они обнаружили множество других людей, которые уже отдыхали там, и все держали одноразовые тарелки с грудами пудинга. Были и лидеры диссидентов, которые с удовольствием раскладывали угощение, чем радовали лодочных механиков, музыкантов и курортников, пришедших продегустировать товар. Казалось, что все в городе были там, и даже несколько любопытных женщин в чадрах пришли посмотреть, что происходит. Когда полиция в своей нелепой синей камуфляжной форме в конце концов явилась разогнать вечеринку и унести весь оставшийся пудинг — массовые собрания были вне закона — веселье подошло к концу. Тем не менее, когда оппозиционеры наблюдали, как силовики Гайюма увозят чаны с угощением в багажниках полицейских машин, активисты уже знали, что они, по крайней мере, нашли точку сплочения своего движения. Вскоре на Мальдивах стали проводиться праздники с рисовым пудингом, давая людям возможность собраться вместе, поговорить и проникнуться чувством общности. И со временем этот десерт стал синонимом возглавляемой диссидентами оппозиции, символом, столь же узнаваемым на Мальдивах, как когда-то был кулак в Сербии.

Но революция не может победить с помощью одного только рисового пудинга. Хотя диссиденты повышали популярность и сумели найти символ своего движения, Гайюм по-прежнему пользовался поддержкой всех основных институтов на Мальдивах. Маловероятно, что многие люди проголосуют за кучку выскочек с иностранным образованием только потому, что им подали десерт. Кроме того, вдохновленные Западом политические позиции диссидентов — права человека, свобода выражения мнений — понравились лишь небольшой части мальдивцев. Как, задавались вопросом оппозиционеры, они могли превратить известность их партии рисового пудинга в реальную политическую силу? Как и многие великие откровения, ответ пришел к ним из кино.

В 2002 году режиссер Стив Йорк снял документальный фильм о нашем движении «Отпор» под названием «Свержение диктатора» с Мартином Шином. Этот фильм сначала был показан по PBS, а затем распространён среди широкой аудитории на DVD. Несколько пиратских копий каким-то образом попали на Мальдивы, где они были переведены на дивехи и показывались на секретных просмотрах. Там, в импровизированных кинотеатрах под открытым небом, мальдивские активисты сидели под звездами и наблюдали, как нам, молодым сербам, пять лет назад удалось свергнуть режим Милошевича мирными средствами.

Именно на какой-то скучной конференции неправительственных организаций во французском Нанте — в месте, расположенном примерно так далеко от тропических пляжей Индийского океана, насколько вы можете себе представить — я впервые встретился с двумя мальдивцами, которые посмотрели «Свержение диктатора». Они были там по не относящимся к этому вопросу делам и подошли ко мне после того, как я закончил выступление. Я помню, как держал в руке чашку кофе и таскал нелепую ламинированную табличку с именем, когда эти два очень странных человека подошли ко мне и с энтузиазмом пожали руку. Мой мозг затуманился от двух дней бесконечных дискуссий о международном развитии, поэтому, когда мальдивцы впервые подошли и начали с того, что рассказали, как я знаменит в их стране, я понятия не имел, о чем они говорят. Но это не имело значения: как только мы начали говорить, и я услышал эти их леденящие кровь истории о пляжных тюрьмах и о страшном парне по имени Гайюм, я понял, что мы родственные души. И у меня был на примете как раз тот человек, с которым им стоило познакомиться.

Как и большинство мальдивцев, два моих новых друга были довольно низкорослыми, мне по грудь. Но мой дорогой друг Слободан Джинович даже больше меня. Высокий и широкий, с коротко стриженными волосами он выглядит и держится как генерал. Фактически, если бы я сказал вам, что он был ключевым игроком во время сербской революции, вы, вероятно, решили бы, что он был одним из самых грозных командиров тайной полиции Милошевича. Не был: Слободан был одним из нас, одним из лучших отпорцев, блестящим стратегом с организаторским даром. Я рассказал о нем миниатюрным мальдивцам и заверил их, что он будет счастлив поехать в Мале, встретиться с ними лично и помочь.

С 2003 года мы со Слободаном работали вместе в основанной нами организации под названием CANVAS — Центр прикладных ненасильственных действий и стратегий — посвященный распространению евангелия мирной активности во всем мире. Призыв мальдивцев был именно тем, чем живет Слободан, и через несколько дней после моей встречи в Нанте он уже садился на самолет в рай.

С того момента, как Слободан прибыл в Мале, активисты, сопровождавшие его, были любезными хозяевами. Они организовывали тайные встречи в кафе и на пляжах, и однажды даже упаковали его огромное тело в самую большую картонную коробку, которую смогли найти, чтобы тайно пронести в дом Мохаммеда Нашида, журналиста и активиста, который содержался под домашним арестом. Нашид был умным и трудолюбивым, со страстью и политическим талантом, и потому представлял огромную угрозу режиму Гайюма, который постоянно то держал его под стражей, то высылал за рубеж. Все, с кем встречался Слободан, говорили примерно одно и то же о Гайюме, зарождающемся протестном движении и вечеринках с рисовым пудингом. Но одного из диссидентов-организаторов больше интересовали вопросы, чем ответы. Например — что было недостающим элементом их демократического движения? Слободану не пришлось думать над ответом ни минуты.

«Это серьезная проблема», — объяснил неповоротливый серб, — «Это видение. Слушай, пудинговые вечеринки отличные. Они популярны. Но просто устроить вечеринку недостаточно. В конце концов, люди ходят на вечеринки каждый день, и из этого ничего не выходит, кроме, может быть, похмелья. Если вы действительно хотите изменить мир, вам понадобится то, что мы называем «видением будущего». В Соединенных Штатах есть Декларация независимости, в которой революционеры объявили миру, как будут выглядеть основы демократического общества. В Южной Африке Африканский национальный конгресс сделал нечто подобное с Хартией свободы. Но на Мальдивах диссиденты только раздают рисовый пудинг.» Пытливый мальдивский активист выглядел немного встревоженным. Он и его коллеги так много работали, и тут им сказали, что у них нет даже самого элементарного, что им нужно. Но Слободан старался его подбодрить. Он объяснил, что хотя у мальдивцев в данный момент не было особого видения, нет причин, по которым они не могли бы его построить, и сделать это не должно быть так уж сложно.

Слободан собирался предложить более конкретное объяснение, но шпионы Гайюма выследили его и вынудили покинуть страну. Однако это вряд ли имело значение, потому что несколько месяцев спустя команда CANVAS направилась в Шри-Ланку, где мы организовали тренировку для большой группы мальдивских диссидентов на пустом пляже недалеко от Хикадува. И одним из первых шагов, которые мы сделали, было помочь им сформировать это недостающее видение.

Мы начали с того, что сказали мальдивцам, что даже при диктатуре Слободана Милошевича нам, сербам, повезло в одном смысле: мы инстинктивно знали, каким должно быть наше видение завтрашнего дня, потому что мы уже жили чем-то очень близким к нему при предыдущем правителе, маршале Югославии Тито. Несмотря на то, что Тито был убеждённым коммунистом, он был больше, чем просто декоративной фигурой в спектакле холодной войны. Он поступал по-своему. Тито был сложным и тонким лидером, что внушало уважение даже нам, молодым и образованным демократическим активистам. При Тито мы могли свободно путешествовать по миру, и, несмотря на то, что у нас не было избранных лидеров или каких-либо реальных свобод, Тито позаботился о том, чтобы у нас был доступ к лучшей музыке и культуре, которую мог предложить остальной мир. В 1966 году у нас даже была своя собственная коммунистическая версия «Rolling Stone», журнал под названием «Jukebox», на обложке которого фигурировали такие рок-звезды, как Мик Джаггер, а в 1969 году антивоенный мюзикл «Волосы» был показан в Белграде раньше, чем в Берлине или Париже. В то время как темы этого представления и нагота на сцене возмутили западных зрителей, в коммунистической Югославии оно вызвало иную реакцию. Мюзикл звучал в унисон с сердцем Белграда, и сам Тито так любил «Волосы», что в канун Нового 1970 года наш «галантный диктатор», как его называли, сам спел вместе с актёрами, похожими на хиппи Сан-Франциско. Когда Тито вышел на сцену и спел «Let the Sunshine In», всем, кто смотрел на него, должно было быть ясно, что наш самодержец иного рода. А в 1973 году он позволил Ричарду Бертону сыграть себя в большом голливудском фильме. Либеральное отношение Тито к искусству также объясняет, почему официальный рекорд-лейбл Югославии «Jugoton» был единственной музыкальной компанией в Восточном блоке, выпускавшей записи таких артистов, как «Beatles», Дэвид Боуи, «Kraftwerk», «Whitesnake» и «Deep Purple». Когда мы росли в 1980-х, мы с друзьями почти не чувствовали ига диктатуры, поскольку были заняты великолепной музыкой со всего мира.

А потом все изменилось: после смерти Тито и распада Советского Союза Югославия распалась на небольшие государства-осколки, а Сербия, которую захватили Слободан Милошевич и его головорезы в 1989 году, отвергла интернациональное видение Тито ради ксенофобской интерпретации истории. Для тех из нас, кто был воспитан в духе братства и дружбы между сербами, хорватами, боснийцами, македонцами, словенцами и черногорцами, было шоком, когда государственные служащие и вся пропагандистская машина заявили, что наши соседи были злом, и что единственными хорошими вещами в мире были те, которые были подлинно сербскими. Казалось, что ответ на все наши проблемы заключался в том, чтобы убить всех соседей и выбросить звукозаписи иностранных групп. Вскоре ко всей иностранной музыке относились неодобрительно, и у нас остался только ужасный жанр под названием «турбо-фолк», манерные народные песни с высокооктановым техно-битом, нечто среднее между худшей кантри-музыкой, которую вы можете себе представить, и тяжелыми басами, которые вы слышите и чувствуете в дрянном ночном клубе. В те дни, если вы не настроились на независимую радиостанцию, такую, как «B92» в Белграде, все, что вы слышали в эфире Сербии, были турбо-фолк и разговоры о войне. Это было удручающе. И вот почему, когда появился «Отпор», мы уже в общих чертах знали, каким должно быть наше видение завтрашнего дня.

Фраза «видение завтрашнего дня» звучит как вырванная из скучной корпоративной презентации в PowerPoint, но само оно на самом деле не было ни скучным, ни техническим. Для нас видение завтрашнего дня было простым и конкретным: мы просто хотели нормальную страну с классной музыкой. Именно так. Мы хотели, чтобы Сербия была открыта для мира, как это было при Тито. Хотели положить конец этническим конфликтам, вернуться к нормальной жизни, добрососедским отношениям и работающей демократии. Это и было» видением завтрашнего дня» Сербии в «Отпоре». К счастью для нас, даже если у сербов, живущих при диктатуре Тито, никогда не было возможности проголосовать на настоящих выборах, они, по крайней мере, знали, что значит интегрироваться в остальной мир.

Итак, «Отпор» не продвигал в массы видение, казавшееся надуманным — нет, мы все уже пережили его раньше. Однако мальдивским парням повезло меньше: Гайюм был руководителем в течение десятилетий, и средний мальдивец не мог даже представить себе другую жизнь. Так что оппозиции пришлось начинать с нуля. Мы посоветовали для того, чтобы придумать видение завтрашнего дня, которое могло бы понравиться их согражданам, сперва понять, в какой стране средний мальдивец хотел бы жить.

Итак, мы сидели, два высоких серба и группа мальдивских хоббитов, строя планы будущего Мальдивских островов на частном пляже недалеко от Хикадува, что на Шри-Ланке. Мы проводили тренинг под открытым небом, вдали от шпионов Гайюма, и окружение из соленого воздуха и пальм приятно контрастировало со зданиями с люминесцентным освещением и грязными конференц-залами в двухзвездочных отелях, где обычно проводятся наши семинары. Мы попросили мальдивцев разбиться на группы и сыграть в небольшую ролевую игру. В ближайший час или около того они из активистов, получивших образование в Лондоне или Париже станут обычными людьми. У нас было два или три мальдивца, которые вызвались играть за лидеров бизнес-сообщества и владельцев отелей, еще несколько человек представляли старейшин острова, другие должны были взять на себя роль сообщества экспатриантов в Индии и других странах; кого-то даже выбрали на роль полиции и спецслужб. Каждая из групп представляла основной сектор мальдивского общества. Затем мой коллега Синиса расспрашивал каждого мальдивца, что важно для той части населения, которую он должен был представлять. Например, парень, играющий полицейского, сказал, что его нужно уважать и платить вовремя, и он хотел жить в стране с порядком и стабильностью. Мы спросили группу, является ли это тем, что диссидентское видение будущего может обещать Мальдивам? Что люди получат заслуженное признание, что их зарплата будет выплачиваться в начале месяца и что они смогут безопасно ходить по улицам? «Конечно», — ответили диссиденты, - «Кто в мире не хотел бы этого?» «Если это так», — сказал я, — «то есть шанс, что полиция действительно может присоединиться к делу, но только если ваше видение завтрашнего дня конкретно решит проблемы полицейских». Некоторые активисты жаловались на саму идею работы с недовольными режимом копами, но мы рассказали им о Зоране Джинджиче, члене «Отпора», который в итоге стал первым постреволюционным премьер-министром Сербии. Во время борьбы с Милошевичем, когда копы избивали нас и бросали в тюрьму, Джинджич всегда напоминал, что полицейский — это просто человек в полицейской форме, и мы не должны вступать с ним в драку. Джинджич посоветовал нам поговорить с полицейским, как если бы он был одним из нас, ведь он мог бы действительно решить стать одним из нас. И Зоран был прав.

Мы хотели, чтобы наши новые друзья поняли, что диссидентам недостаточно просто бороться за права и свободы. Чтобы добиться успеха, им придется прислушиваться к тому, что на самом деле волнует людей, и обязательно учитывать их потребности в своем видении завтрашнего дня. Большинство людей в обществе пойдут на риск и примут участие в движении только в том случае, если это дело важно лично для них, и поэтому нужно, чтобы вы знали, чем люди дорожат.

И вот что самое сложное: каждый раз, когда мы проводим это упражнение, в котором мы просим людей представить, что важно для их соотечественников, никто никогда не говорит о таких вещах, как гражданские права, или свобода религии, или право на собрания. Это слишком крупные вещи. Вместо этого люди — на Мальдивах, в Сирии, в Сербии — говорят о мелочах: хотят уважения и достоинства, хотят, чтобы их семьи были в безопасности, хотят честной оплаты за честный труд. Это важно. Это совершенно понятно, однако слишком часто диссиденты не понимают, что людьми движут обычные, повседневные факторы. Хорошо образованные и увлеченные, эти честолюбивые революционеры сосредотачиваются на возвышенных цитатах исторических лидеров и абстрактных идеях свободы, забывая, что их избиратель — усталый лавочник, потребности, мысли и убеждения которого гораздо более приземлённы.

Итак, желая выяснить, чего на самом деле хотят мальдивцы, один из наших учеников, Имран Захир, отправился в путешествие на лодке, посетив некоторые из самых удаленных атоллов страны в преддверии первых выборов после цунами. Имран всегда легко сходился с людьми, и вероятно, он дружит с большим количеством людей в Мале, чем кто бы то ни было еще. Это потому, что он слушает, когда говорят другие, и обращает внимание и на людей, и на вещи. Однажды когда он пришвартовал свою лодку и выбрался на берег к острову, на котором проживало около пятидесяти человек, его осенило. Он понял, что видел то же самое на всех этих маленьких островах, на которых останавливался: человеческие статуи, старых мальдивцев, которые просто сидели на берегу океана и смотрели вдаль весь день. По словам Имрана, они были в почти кататоническом состоянии. Он быстро сообразил, что такое жизнь на отдаленных островах, вдали от щедрости Гайюма, где никто не потрудился расточить туристические доллары на жителей или предложить им взятки. В неблагополучной экономической системе Мальдив, где было трудно найти настоящую работу с приличной зарплатой, если вы не знали нужных людей, эти старики представляли собой руины разрушенных жизней. Они могли расчитывать только на своих почти не работающих детей и внуков. И без денег, без работы, без надежды все эти мальдивцы могли только сидеть на пляже и смотреть. Вид застывших стариков огорчил Имрана, но также вдохновил. Что, если мальдивская оппозиция могла бы сделать пенсии по старости и всеобщее медицинское обслуживание важной частью платформы своей партии? Ведь все эти живые статуи действительно были нужны и важны своим близким. Конечно, раздача пенсий не смогла бы привлечь внимание международной прессы или внимания Amnesty International, как противодействие пыткам и цензуре, но, в отличие от этих вопросов, обещание пожилым людям чего-то конкретного, на что можно рассчитывать, действительно может иметь значение, когда наступят выборы.

Возможно, Имран не знал этого в то время, но он наткнулся на что-то важное, потому что внимательно наблюдал. Пожилые люди всегда играли огромную роль в успешных ненасильственных кампаниях. У них много свободного времени, и они заботятся о своих внуках больше, чем кто-либо другой в мире. В Сербии моей бабушке, Бранке, было около семидесяти, когда мы, студенты, три месяца маршировали изо дня в день холодной зимой 1996 года. Очевидно, она не смогла бы присоединиться к нам, и даже если бы она смогла, я бы не согласился. Не позволил бы ей, потому что она была слишком хрупкой. Но она могла, да благословит Бог ее золотую душу, часами бить из окна кастрюлями и сковородками в поддержку протестующих. А поскольку она печёт одни из лучших боснийских сладостей в известной Вселенной, участникам марша студентов всегда было что поесть. И это была не только она. У нас были сотни тысяч бабушек, добровольцев на пенсии, которые были жизненно важны для «Отпора», которые пекли пирожные, заваривали нам чай и разливали вино, и в целом поддерживали мое поколение смутьянов в течение утомительных недель уличных активностей и бесконечных маршей. Они сделали это, потому что движение представляло для них что-то важное. Милошевич не уделял достаточно внимания моей пожилой бабушке и ее сверстникам, а вот мы — да.

Идея Имрана о предоставлении пенсий и медицинских услуг пожилым людям на Мальдивах была прекрасным способом убедить один из основных слоев мальдивского общества присоединиться к диссидентам. Со временем Имран и другие смогли найти новых неожиданных союзников, придумав аналогичные планы, такие как обещание положить конец безудержной коррупции при Гайюме и использовать сэкономленные деньги, около 350 миллионов долларов, для создания доступного жилья, социальных программ и новых пристаней.

Это было их видение завтрашнего дня: функционирующие Мальдивы, которые заботятся о потребностях своих граждан. Но видение — это только начало любого ненасильственного движения. По-прежнему остается вопрос об опорах власти, и для того, чтобы ваша кампания имела хоть какие-то шансы на успех, вам необходимо выяснить, как они выглядят в вашем обществе.