9. Демоны насилия

В 1961 году один чёрный парень в Южной Африке был в отчаянии. Он восхищался Ганди и потратил годы, применяя ненасильственные методы для разрушения режима апартеида. Вместе с друзьями он организовал процветающую юридическую практику, которая специализировалась на выдвижении обвинений против жестокости полиции. Напуганные успехом фирмы, власти вынудили их перебраться в офис в отдалённой части города, практически загубив бизнес. Также этот парень состоял в руководстве партии «Африканский национальный конгресс», и с ними случилась подобная же история: партия быстро разрасталась, но как только она стала способна собирать десятки тысяч людей на марши протеста, режим ввёл военное положение, и все общественные собрания стали запрещены. А скоро и сам наш активист был схвачен и посажен в тюрьму.

Он вышел другим человеком. Исчезли книги Ганди, их заменили тома Мао и Че. Больше он не говорил о ненасильственном сопротивлении — он превозносил Фиделя Кастро и его быстрое восхождение. «Настало время ружей,» — говорил он. — «Время борьбы». Он создал новую партию, «Копьё Нации», и стал её первым предводителем. Она должна была стать армией и сражаться с апартеидом.

Как харизматичный лидер, он разразился пылкой речью. «С начала июня 1961-го,» — гремел его голос, — «Южная Африка уже слишком долго находится в тревожном положении. Я и мои коллеги пришли к заключению, что если насилие в этой стране неизбежно, совершенно невозможно, чтобы мы продолжали проповедовать мир, в то время как правительство отвечает нам жестокостью. В истории каждой нации наступает момент, когда нужно сделать выбор: покориться или сражаться. Сейчас такое время наступило для Южной Африки. Мы не покоримся, и у нас нет другого выбора, кроме как нанести ответный удар во имя защиты нашего народа, будущего и свободы». Режим сделал так, что любой вид сопротивления стал незаконным. Таким образом, новый народный лидер объявил войну, и очень ясно продемонстрировал, что не боится умереть.

Первой мишенью стала электрическая подстанция. Когда в декабре 1961 года прогремели взрывы, огромные металлические конструкции, которые поддерживали кабели, рухнули набок, как попавшие в ловушку слоны, и целые города погрузились во мрак. Это был первый залп войны. Вскоре были взорваны правительственные здания, инфраструктура саботирована, посевы сожжены. Парень, который теперь носил бороду, как у настоящих революционеров, прятался в каморке с соломенной крышей на ферме в городке Ривония. Под его предводительством «Копьё» осуществило почти две сотни атак и превратилось в самого страшного врага правительства.

5 августа 1962 года молодой партизан был схвачен полицией. На суде он взял на себя ответственность за акты саботажа и был помещён в печально известную тюрьму на острове Роббен. Его камера была размером 2 на 2,5 метра, а из мебели на грунтовом полу лежал один соломенный матрас. Молодой человек проводил время, кидая камни в песок и стоически терпя физические издевательства и словесные унижения от охранников. Контакты с миром были ограничены — позволялось только одно письмо и один визит в полгода.

Для людей пленный революционер стал символом сопротивления, и восхищённые фанаты призывали весь мир к его освобождению. Премьер-министр Южной Африки Питер Виллем Бота предложил освободить парня, если он пообещает отвергнуть жестокость как политическое оружие. Тот отказался. Однако в конце концов сменил свою позицию, решив, что Южной Африке для движения вперёд нужно не кровопролитие, а прощение и примирение. И когда Нельсон Мандела наконец-то освободился, через 27 лет, он прославился как сторонник ненасилия. И недаром: он в молодости сам использовал методы жестокого сопротивления, поэтому знал, как никто другой, что таким образом нельзя построить ту страну, о которой мечтал он сам и его сторонники.

Я привёл здесь эту историю не для того, чтобы пошатнуть репутацию человека, которым глубоко восхищаюсь. Я хотел показать, что под гнётом репрессий даже такого праведного человека, как Мандела, можно довести до отчаяния и заставить взяться за оружие. Потому что оружие — как ни тяжело мне, стороннику мирных протестов, это признавать — это круто. Вы можете быть самым миролюбивыми человеком в мире. Можете быть веганом, медитировать восемь раз в день и носить только одежду из переработанной конопли. Вы можете быть максимально далеки от насилия. Однако если у вас в руках оружие, в самом тёмном уголке души вы чувствуете, что нет проблемы, которую вы не могли бы решить, и нет врага, которого вы не могли бы победить. Это меняет людей. Они чувствуют себя всемогущими.

Я помню копа, который засунул ствол мне в рот после ареста в 1998 году. В отделении он и его приятели около часа избивали меня, пока я был закован в наручники, но как только он достал пистолет, его зрачки сузились и даже голос стал другим, словно он был кем-то вроде Грязного Гарри. Он был как будто во сне, и всё это — из-за пистолета. Как мотоцикл или глоток бурбона, оружие мгновенно расширяет спектр твоих возможностей. Вот почему во множестве голливудских фильмов, видеоиграх и прочих видах развлечения его так много. Статуи великих людей тоже часто делают с оружием, потому что большинство думает, что вооружённый человек — человек, который что-то решает. И всё же, когда речь идёт об общественных делах, именно человек с ружьём терпит поражение.

Прежде чем я расскажу о важных эмпирических исследованиях, позвольте мне прояснить одну важную вещь: я выбрал ненасильственное сопротивление не потому, что считал, что насилие в принципе неприемлемо. Если вы живёте в реальном мире, рано или поздно вы поймёте, что порой насилие просто неизбежно. Очевидный пример: нацистов можно было остановить только совместными усилиями советской, американской и британской армий, и я искренне благодарен храбрым югославским партизанам, которые сражались с нацистами на нашей родной земле. Именно их знак — сжатый кулак — впоследствии стал символом «Отпора». Были в то время и пацифисты, которые были против войны, но большинство людей считали её оправданным способом борьбы с фашизмом. Даже известный своим миролюбием Ганди начал свою политическую карьеру, призвав молодых мужчин взять оружие и присоединиться к британской армии в Первой мировой войне: по мнению Ганди, это могло ускорить обретение Индией независимости. «Мы должны иметь возможность защитить себя, а значит, должны уметь пользоваться оружием,» — написал он летом 1918 года. — «Если мы хотим научиться этому как можно быстрее, наш долг — записаться в армию».

Моё отношение к жестокости основано не на чистой морали, хотя, думаю, все люди согласятся, что это хорошая идея — решать конфликты миром. Оно основано по большей части на том, что насилие не работает, или работает далеко не так хорошо, как ненасильственное сопротивление.

В известной книге «Почему работает гражданское сопротивление: стратегия и логика ненасильственного конфликта» двое блестящих американских учёных, Эрика Ченовет и Мария Стефан, сделали то, что ни один исследователь не делал до них. Они изучили каждый конфликт между 1900 и 2006 годами, всего набралось 323, и внимательно проанализировали, чтобы понять, какие сопротивления были успешны, а какие нет, и почему.

Их выводы были поразительны. «Кампании ненасильственного сопротивления,» — заключили они, — «примерно в два раза чаще приводили к полному или частичному успеху, чем их агрессивные аналоги». Если вы любите конкретику, пожалуйста. Возьми оружие, и у тебя будет 26% вероятности успеха. Используй принципы, которые ты прочитал в этой книге, и вероятность успеха возрастёт до 53%. Неудивительно, что в статистике только за последние два десятилетия — когда нет больше холодной войны, стимулирующей финансирование вооружённых конфликтов по всему миру — соотношение резко возрастает в пользу ненасилия.

Но это ещё не всё. Ченовет и Стефан выяснили, что вооружёное сопротивление никогда не набирает более пятидесяти тысяч участников. К счастью, лишь такое количество людей готовы носить оружие, спать в лагерях в джунглях и убивать или умирать за какую-то идею. Это работает даже для самых благородных дел. Но когда движение наполнено весельем, креативностью, когда надежда побеждает страх, ваша численность станет расти быстрее, чем вы будете успевать считать.

Всё ещё не уверены? Давайте посмотрим на долгосрочную перспективу. Ченовет и Стефан определили, что страны, которые вели ненасильственное сопротивление, имели 40% шанс остаться демократиями через пять лет после конфликта. Напротив, страны, ведущие насильственную борьбу, имели менее чем 5% шанс вообще стать демократиями. Выбери ненасилие, и шанс заново пережить гражданскую войну — 28%; выбери насилие — и этот шанс 43%. Эти цифры универсальны, и то, что они говорят нам, неопровержимо: если вы хотите изменений в сторону стабильной, прочной и всеобъемлющей демократии, ненасилие работает, насилие — нет.

Когда я впервые встретился с сирийскими активистами, как раз начиналось движение против Башар аль Асада, и я умолял их поделиться со своими сторонниками результатами исследования Ченовет и Стефан. Тогда казалось, что ненасильственные элементы в движении против Асада могут вырвать контроль над страной у вооружённых группировок, которые начинали доминировать в дебатах. Казалось, это шанс, что здравый смысл будет преобладать. Но, увы, мирные активисты потонули в крике тех, кто провозглашал, что ненасильственный подход — неверный путь для борьбы с жестоким режимом, что Асад понимает только язык силы. Вскоре в Сирию направились постоянные потоки оружия и боеприпасов, и сейчас, через два года, посмотрите, к чему этот подход привёл повстанцев. Окровавленная и дискредитированная, «Свободная армия Сирии» могла возлагать надежды только на иностранное вмешательство, которое, если судить по недавнему опыту, закончится катастрофой для обеих сторон. Действия сирийских повстанцев не только не привело их к ожидаемой победе, но только укрепило решимость Асада. А всё потому, что человек по природе — существо социальное. Эта черта восходит к доисторическим временам, когда люди одевались не в джинсы, а в звериные шкуры и защищали свои пещеры, а не номера соцстрахования. Тогда, я полагаю, хоть наши предки не всегда были согласны друг с другом, они объединялись, если огромный медведь, лохматый мамонт или ещё какое-нибудь чудовище начинало рычать и рыть когтями землю возле их пещер. Они могли объединиться и сплотиться против общей угрозы, и только потом продолжить споры по поводу того, кто первый идёт на охоту, а кто берёт в жёны волосатую первую красавицу племени. В последующих веках детали конфликтов могли быть другими, но доисторический принцип продолжал работать.

Когда в 1999 году НАТО стало бомбить Сербию, некоторые люди, самые ярые противники Милошевича, в том числе несколько членов «Отпора», поймали себя на том, что поддерживают своего ведущего геноцид президента, когда он выступает против Запада. Это было похоже на бурлящий родник племенного мышления где-то в глубине сознания. После того, как упали первые бомбы, Милошевич начал произносить речь, и мой друг, тоже лидер «Отпора», осознал, что подбадривает диктатора, повторяя (как он к своему смущению осознал мгновением позже): «Иди и уделай их, Слобо!». Но это была нормальная реакция, потому что, когда твоя пещера в опасности, ты поддерживаешь вождя. Даже если он придурок.

Это помогает объяснить, почему любые формы насилия — говорим ли мы о полях боя в Сирии или о сожжении коттеджных посёлков протестующими воинствующими экологами в США — гораздо менее эффективны в достижении долгосрочных социальных изменений. Жестокость пугает людей, а когда они напуганы, они начинают искать лидера, который мог бы защитить их. И это относится, как и всё в этой книге, к столпам власти. Как сказал мой друг Слобо, методами насилия люди стремятся разрушить эти столпы, а ненасильственными — переманить их на свою сторону. Мирной акцией вы стараетесь привлечь людей — будь то обычный уличный регулировщик или важная фигура вроде журналиста — чтобы потом они сражались за вас. Вы формируете групповую идентичность и создаёте новые общества, которые должны иметь достаточный вес, чтобы притягивать к вам людей. И поскольку вы не запугиваете никого при помощи насилия, у ваших сторонников нет инстинктивного желания найти себе защитника. Это для вас — единственный способ помочь людям ускользнуть от этого большого уродливого зверя, караулящего перед вашей пещерой.

Однако для того, чтобы провести ненасильственную кампанию, вы должны нравиться людям. Каждое движение, вне зависимости от его целей, существует для того, чтобы вызвать симпатию масс. А бородатые мужики с оружием — не самые симпатичные персонажи. Даже без страшных кровавых картинок атак и жертв люди переходят на другую сторону дороги, завидев парня с АК-47 и походкой Терминатора. Но красивая девушка с интересным и остроумным плакатом — совсем другое дело. Ты хочешь присоединиться к ней, потому что сложно не заразиться её энергией, энтузиазмом и целеустремлённостью.

Посмотрите на YouTube видео Манал аш-Шариф, храброй женщины из Саудовской Аравии, которая нарушила запрет для женщин своей страны водить автомобили, снимая обучающие ролики о себе за рулём. Ты смотришь эти ролики, и внезапно тебе хочется прокатиться с ней в машине. Вот почему множество из нас, даже те, кто не могут найти Каир на карте, чувствует душевный подъём, когда видит по телевидению молодых египтян на площади Тахрир в 2011 году. Они были безоружны, улыбались и вдохновляли. Если бы Мубарак был свергнут небольшой группой вооружённых ополченцев или офицерами его вооружённых сил, мы бы, скорее всего, отстранились, стали призывать к осторожности, или и то и другое.

Всё это приводит меня ко второй причине, почему ненасильственное движение так успешно. Если на одной стороне — пулемёты и танки, а на другой — десятки тысяч людей, которые маршируют с флагами, плакатами и цветами, не может быть сомнений в том, кто представляет красоту, а кто жестокость. Мартин Лютер Кинг младший очень хорошо понимал этот принцип. «В марше общественно организованных масс больше власти, чем в оружии в руках нескольких отчаявшихся людей,» — писал он. — «Наши враги предпочитают иметь дело с маленькой вооружённой группой, а не с большой, невооружённой, но решительной массой людей». Как только диктаторы начинают стрелять по большой, невооружённой и решительной массе людей — как, например, они сделали в Мьянме — они сразу чувствуют отдачу от своих репрессий.

Кроме того, при вооруженном сопротивлении нужно быть осторожным, потому что меч ранит обе стороны. Одна сторона стреляет, бомбит и убивает, другая сторона стреляет, бомбит и убивает в ответ, и желаю вам удачи с выяснением того, где нападение, а где самозащита. Реальная опасность для движения, которое становится насильственным, заключается как-раз в том, что как именно из-за насилия становится трудно отличить хороших от плохих. И если вы не будете осторожны, то даже самая тщательно спланированная ненасильственная акция может закончиться плохо, и причём быстро. Давайте возьмем гипотетический пример. Представьте, что вы отвечаете за мирный протест. Он хорошо организован и похож на вечеринку. Вы и ваши товарищи-активисты часами, днями и месяцами воодушевляли людей на уличные марши, и ваши старания всегда были вознаграждены многочисленной, организованной явкой людей с символами и слоганами вашего движения. Сегодня у вас есть постоянно восторженная толпа, которая поет и дарит цветы полиции, и к которой присоединяются все, от самых юных до самых пожилых. А потом вдруг вы замечаете каких-то пьяных идиотов, которые появились из ниоткуда, и наслаждаются этим днём по-своему. Сначала они начинают бросать камни в полицию, а потом разбивают витрину соседней парикмахерской. И вы и я понимаем, что в толпе может быть пять тысяч человек, которые поют и скандируют, и всего лишь каких-то пять идиотов, которые ищут неприятностей. Но угадайте, что появится на первой полосе завтрашних газет? Ответом будет, к сожалению, «идиоты».

Как следствие, ваша репутация быстро пострадает, и вы, вероятно, утратите доверие родителей с маленькими детьми и стариков. Обидно, потому что это были те люди, над завоеванием доверия которых вы упорно трудились. Они, скорее всего, не большие любители тех мест, где летают камни и горят машины. А затем СМИ, которым всегда нравилось публиковать истории о ваших хитроумных трюках, быстро начинают обвинять вас в жестокости, и их редакция теперь с подозрением смотрит на ваше «правое дело». В течение недели ваше движение стопорится, столпы, которые вы так старались перетянуть на свою сторону, двигаться не хотят, и люди в вашем же сообществе видят в вас нарушителя спокойствия. А все потому, что вы не поддерживали ненасильственную дисциплину в своем движении.

Так какие же шаги нужно было предпринять? На протяжении последнего десятилетия мои друзья и коллеги из CANVAS встречались и работали с людьми из почти пятидесяти стран-кандидатов на первые места в списке самых жестоких мест на планете. Тем не менее, мы поняли, что преданные своему делу группы, независимо от того, насколько кровожадной является их культура или среда, в состоянии сформировать, следовать и поддерживать ненасильственную дисциплину, если она на этом сосредоточится. Это требует навыков и практики, но на самом деле это не сложнее, чем вождение автомобиля. И, как бы вам сказали в автошколе, секрет в том, чтобы начинать потихонечку. Первый шаг может звучать очень в духе Ганди, но это работает. Вы должны проповедовать ненасилие в вашем движении — или, перефразируя для менее религиозных, вы должны сделать это идеологией вашего движения. Нам, сербам, это было легко. Во время диктатуры 1990-х годов военные и полиция были какими угодно, но не “крутыми”, и поэтому тот тип насилия, который они применяли, получил среди нас, детей, определенное негативное клеймо. Точно также в буддистском обществе Бирмы сама идея и важность ненасилия не были чем-то сложным для понимания. Поступки кровожадных банд буддийских самоуправцев от этого менее ужасными не становятся, но было бы трудно сравнивать общую культуру Бирмы с такими горячими точками, как Египет или Йемен. Так вот даже в тех странах активистам удалось убедить других в преимуществах ненасилия, благодаря тому, что они делились историями успешных ненасильственных движений учились применять техники ненасильственной борьбы для формирования высоких моральных устоев, обнимая полицию на площади Тахрир или даря им цветы на улицах Саны. Может быть мы с вами и думали, что все знают о Мартине Лютере Кинге и Нельсоне Манделе, но правда в том, что много людей во многих уголках планеты слышали только об одном способе решения неразрешимых проблем — насилии. Поэтому образование — важный первый шаг в распространении ненасильственной дисциплины.

Второе, что вам нужно сделать, это научить своих коллег-активистов выявлять потенциальные источники трений. Как любят напоминать мои коллеги Синиса и Миско группам, с которыми мы работаем, вспышки насилия всегда более привычны, когда “ты” встречаешься с “ними”, независимо от того, что означает это самое “они”: силы безопасности или члены противоборствующей политической партии. Представьте себе, что вы присутствуете на демонстрации собравшей тысячи людей, и что полицейские нервно наблюдают за происходящим. В воздухе напряжение, и вы знаете, что с обеих сторон есть люди, которые просто ждут какого-то небольшого инцидента, чтобы устроить конфронтацию. Естественно, фишка здесь в том, чтобы люди держали себя в руках. Чтобы помочь людям научиться это делать, лидер движения за гражданские права Джим Лоусон организовал в 1960-х годах в Нэшвильских церквях семинары для активистов, как раз перед тем, когда они собирались устраивать акцию в закусочных для белых (афроамериканцев там не обслуживали). Преподаватели Лоусона обучали активистов используя такие же насмешки и унизительные поступки, которые протестующие могли ожидать на улицах Нэшвилла. Люди Лоусона обзывали активистов, плевали и вклеивали жвачку им в волосы, для того чтобы они знали, как реагировать на такие провокации в реальном мире. Активистам показали, как правильно рассаживаться в закусочных, как петь в полицейских машинах после ареста, и как оставаться ненасильственными даже при самых унизительных обстоятельствах.

Во время кампаний «Отпора» мы, сербы, были достаточно умны, чтобы понять, что, поставив самых красивых девушек в первые ряды наших маршей, мы минимизируем шансы на то, что полиция будет избивать нас уже в самом начале, так как даже садистские силы безопасности не хотят начинать свой день с издевательств над женщинами. А благодаря тому, что в первых рядах протестующих были девушки, у нас получалось создать физический буфер между полицейскими и теми участниками с нашей стороны, которые скорее всего

могли схватиться с полицией — молодыми буянами. Наши члены «Отпора» также постоянно играли на каких-то инструментах, танцевали под музыку, звучащую из колонок и призывали офицеров присоединиться к движению, чтобы показать, что мы собрались не для того, чтобы угрожать полиции. На самом деле, на наших акциях протеста мы пели песни в честь полиции. В в основном, те же пошлые патриотические песни, которые поем в поддержку нашей любимой, но никчемной национальной сборной по футболу. А ещё мы назначали студентов-волонтёров, которых обозначали красными лентам на рукавах, на должность «протестной полиции» для того, чтобы они изолировали потенциальных нарушителей порядка в наших рядах, прежде чем те устроят заварушку с полицией или кем-то ещё.

Это естесственно подводит нас к третьему шагу, который необходимо предпринять, чтобы обезопасить своё движение от ползучих демонов насилия: защитить его от провокаторов, которые неизбежно попытаются разбить вашу партию. Грустно говорить, что в каждом обществе существуют маргинальные группы, и многие из них не любят ничего, кроме насильственных разборок, будь то жажда расовой войны, катастрофическое противостояние правительству или что-то ещё более страшное. От футбольных фанатов до радикальных анархистов — у каждой страны есть свои “привычные подозреваемые”, ребята, которые по малейшему поводу будут жечь машины, натягивать балаклавы и бросать «коктейли Молотова» в полицию. А поскольку эти люди любят массовые митинги — потому что именно там они могут устроить самые большие беспорядки — они будут более, чем счастливы участвовать в любом протесте или демонстрации, к чему бы вы там ни призывали. Хитрость здесь в том, чтобы провести четкое различие между вашим ненасильственным движением и этими токсичными группами, и не имеет значения, согласны ли вы или не согласны с тем, что они поддерживают. Избегайте их любой ценой. В любом случае, вы должны сделать всё возможное, чтобы показать, что эти люди не являются частью вашего мира.

К счастью, новые технологии это заметно упрощают. Это видно из истории итальянских активистов, которые в 2011 году проводили демонстрацию в поддержку движения “Захвати Уолл-стрит” и фотографировали членов анархического “Чёрного блока”, которые пытались перехватить протест. Отыскав провокаторов и загрузив их изображения в социальные сети, участники марша смогли провести четкую грань между собой и теми, кто приехал в город в поисках насильственной феерии. Такие их усилия привели к тому, что никто не спутал сотни тысяч мирных демонстрантов с теми немногими типами из “Черного блока”, которые надеялись оказаться в центре внимания.

Важно отметить, что такая ненасильственная дисциплина работает изнутри на сохранение мирности движения, а снаружи она показывает другим, что вы можете быть хорошим лидером. По всем вышеперечисленным причинам, ненасильственные кампании имеют гораздо больше шансов расположить к себе даже высокопоставленных чиновников деспотичного режима; как мы увидим в следующей главе, студенческое движение, приведшее к знаменитому противостоянию на площади Тяньаньмэнь, заручилось некоторой поддержкой высокопоставленных армейских чиновников, которые были готовы не подчиниться приказам и перейти на другую сторону. Это же можно сказать и про международное сообщество, чьи многочисленные институции, от иностранных правительств до неправительственных организаций, скорее поддержат мирное сопротивление, чем вооружённые повстанческие движения.

Именно это и произошло на Филиппинах, и это история, которой любит делиться Сесилия — наш самый молодой тренер и наша единственная филиппинка. В 1969 году Фердинанд Маркос, который во время Второй мировой войны отличился своей антияпонской партизанской деятельностью, был переизбран президентом. В ответ на последующую после этого волну студенческих демонстраций, руководимых коммунистами, Маркос резво объявил военное положение. “Возможно, всем нам легче и проще оглянуться на такое знакомое и привычное прошлое,» — сказал он в одной из своих жутких речей, — «но времена сейчас слишком тяжелые, и ставки слишком высокие, чтобы мы могли пойти на привычные уступки традиционным демократическим процессам». Неудивительно, что оппозиция взялась за оружие и направилась в джунгли.

Назвавшись «Новой народной армией», коммунисты Филиппин сначала преуспели в своей партизанской войне против правительства, но завоевали мало симпатии среди простых жителей и были заклеймены правительством США, как террористы.

Падающее знамя оппозиции подхватил сенатор по имени Бениньо Акино-младший. В 1983 году он согласился вернуться из долгого изгнания, чтобы противостоять Маркосу. Военная свита, посланная приветствовать его на взлётной полосе, не стала долго ждать и покончила с ним прямо в аэропорту. Численность протестов быстро росла, и Маркос, у которого оставалось не особенно много вариантов, договорился назначить выборы, на которых он очень оперативно украл голоса избирателей.

Это был лучший момент для Коразон Акино, вдовы убитого сенатора. Осознавая тот резонанс, который возник из-за убийства её мужа, Акино организовала марш на Манилу. Пришло два миллиона человек. На следующий день после инаугурации Маркоса она объявила кампанию под названием “Триумф народа”. По её настоянию, большинство филиппинцев устроило всеобщую забастовку. Они организовали забастовки в государственных банках, дестабилизируя эти коррумпированные и управляемые королями учреждения. Они бойкотировали государственные СМИ, полагаясь вместо этого на газеты и на радиостанции, которыми управляет католическая церковь — столп силы, не проявивший никакой любви к Маркосу. Миллионы по всей стране почувствовали надежду. И миллионы наблюдающих за событиями по всему миру не сомневались в том, кто прав. 25 февраля 1986 года Акино приняла присягу, создав параллельное правительство. В тот вечер американские военные вертолеты сопроводили Маркоса и тридцать членов его семьи с сопровождающими лицами на близлежащую военную базу, а оттуда — на Гавайи, где диктатор жил до конца своих дней.

Тогда на Филиппинах сработало ненасильственное сопротивление, а насилие потерпело неудачу, как это происходило и во многих других местах по всему миру. Да, ненасильственная дисциплина, составляющая священное триединство успешной ненасильственной борьбы, наряду с единством и планированием, жизненно важна, но для обеспечения успеха нужны и другие вещи.

Знание того, как и когда прекратить то, что вы начали, не менее важно, чем триединство, о котором мы говорили. Для понимания этого нам было бы неплохо взглянуть на тех знаменитых и смелых мужчин и женщин, которые грудью стояли против танков в Пекине в 1989 году.